Эксперимент
Шрифт:
– Все так быстро заканчивается… – Шепот Лилит резал слух Левиафана.
По этой фразе он сразу же подтвердил свои догадки – паук все-таки укусил ее. Отсюда следует вывод, что его достали из террариума.
– Что заканчивается? – переспросил он, продолжая строить из себя волнующегося и беспокоящегося молодого человека.
– Он меня укусил! – Лилит взглянула на него красными глазами, в которых в ужасе металась жизнь.
– Кто? – изумился Левиафан, пряча идиотскую улыбку.
– Паук! Поздно ты сказал, что он ядовитый… – Она всхлипнула.
Левиафан помрачнел и начал нервничать. Вены вздулись на шее, руки судорожно сжимались в кулаки, глаза почернели. Лицо стало очень серьезным и задумчивым, изредка по нему пробегалась фальшивая боль. Левиафан прекрасно разыгрывал сцену
– Я могу предложить тебе кое-что, но не знаю, согласишься ли ты на это… – его слова звучали так звонко, подавая девушке надежду на жизнь.
На лице проскочило счастье…но, как и любому счастью, этому так же быстро настал эпичный конец.
– Какое предложение? – с величайшей верой в будущее в голосе спросила она, улыбаясь глазами.
У нее улыбнулись глаза! Впервые, находясь на грани смерти и жизни, склоняя не к лучшему варианту, улыбка проскочила в почти затухших глазах. Левиафан посмотрел в пол и схватился руками за голову, тяжело вздыхая.
– Я могу лишить тебя крови, и ты умрешь в наркотическом забытье, или могу сломать тебе шею, и ты умрешь быстро. Или, в доме все еще имеется пистолет, и твоя теория по поводу его использования также может сработать…другими словами, где-то в течение трех дней у тебя будет сильный жар, яд будет медленно убивать тебя и мучения будут настолько ужасными, что сам дьявол позавидует таким пыткам. Я предлагаю тебе свою помощь, избавляя тем самым от мучений… – тихо, словно сам при смерти, сказал Левиафан, поднимая на нее глаза.
И тут его сердце словно убили еще раз. Таких глаз он еще никогда не видел. В них не то что жизнь умерла, в них умерла сразу вся вселенная, туша по одной звездочке, но очень быстро, как выключатель тушит свет. В них не было ни боли, ни беспросветности, а надежда засыпалась мокрым песком.
Лилит даже перестала дышать на мгновение, так ее ошарашили слова любимого человека. Внезапно она впитала в себя весь смысл сказанного. Глаза закрылись, послышался легкий вдох…выдох…и тишина. Снова вдох…выдох…и зловещая тишина.
– Это нормально… – ее голос был ужасен, насыщен смехом, перемешанным с хриплой тоской, и желанием вырваться. – Нормально. Я должна была предвидеть такой ответ, другого от тебя не стоило ожидать. Ты бы никогда не смог дать мне жизнь…и сейчас ты это подтвердил сполна. Это нормально. Ты никогда не отступаешь от своих принципов. Точнее, это видимо не тот случай, чтобы отступить от идеи. Это нормально. Ты живешь своими идеями, принципами и мыслями…Но я бы ради любимого человека предала бы их всех сразу. Но ты на это не способен. Тебе больно видеть, как я умираю, но тебе будет еще больнее отречься от своих идей…Это нормально…
– Не говори о том, чего не испытывала…Это не принцип, это не идея и не мысль, это всего лишь реальность. Ну, скажи мне, зачем ты так хочешь жить? Для чего тебе эта жизнь?
–…Я хочу жить, понимаешь? Я просто хочу дышать, двигаться, видеть…тебя видеть, чувствовать…Я не хочу сейчас умирать, не хочу…А ты не хочешь меня спасти. Скажи мне, ты радуешься сейчас? Тебе приятны эти предвкушения свободы? Ты же ждал этого момента и дождался…Но мне скрывать больше нечего и в себе таить тоже. Что поделаешь, я люблю…люблю быть с тобой, люблю слышать твои саркастические слова, твою надменную интонацию голоса…И я не хотела тебя оставлять, но не мы решаем, кому когда умереть и родиться. Хотя ты мог бы решить, умереть мне или нет, и ты решил, ты сделал свой выбор, и я не вправе судить тебя за него, но и ты не вправе распоряжаться моей жизнью. Был бы у меня выбор, вопрос, стоящий так: я или ты? Я бы выбрала себя, так же, как и ты. Ты никогда бы не отдал за меня жизнь. Мы живем в реальном мире, в котором Ромео и Джульетты не существует, а не в дурацкой книжке, где балом правит любовь. У нас с тобой была своя любовь, сильная, страстная, местами ужасная и жуткая, изредка прекрасная…Сейчас мне жаль, что прекрасна она была только изредка. Мне жаль, что эта любовь уходит вместе с моей жизнью, крепко держась за руки. Мне жаль, что ты смотришь на эту пару и никак не хочешь остановить их…И ты никогда бы не стал останавливать, твой век продолжается, твоя жизнь крепко привязана к тебе, и хрен ты когда развяжешь этот нечеловеческий узел! Вот твое сердце, Левиафан! Не тот бесчувственный камень в груди, а этот узел между тобой и жизнью, именно его ты боишься упустить…И знаешь, вот мне не страшно умирать, но обидно, что ты рядом. Если бы тебя не было, мне было бы, наверное, наплевать, но ты есть, ты существуешь. И мне больно от этого! Я не хочу бродить без тебя в каком-нибудь тумане преисподни. Все-таки это не страсть, это любовь…А раньше я терялась в мыслях, пытаясь разобрать, что конкретно я испытываю к тебе…И мне плевать, что ты сломал два раза руку, плевать, что я видела тебя с другой женщиной в постели, плевать, что все мои нервы были потрачены на тебя…Мне плевать на всю ту боль, которая была со мной все эти десять месяцев из-за тебя…Я не хочу отпускать тебя…но мне выбора никто не давал, в отличие от тебя…
Лилит замолчала и отвела глаза к окну.
Солнце на небе высунуло свое желтое и ослепительное лицо, туча умчалась, а из окна шел запах травы и асфальта после дождя. Чирикали воробьи, и казалось, проглядывала радуга, преподнося всем свои радостные цвета. Но в комнате царила совсем не радостная атмосфера.
Левиафану было больно слышать эти слова и ее мысли. Ему было больно смотреть ей в глаза, слышать стук сердца и звучание голоса. Но он еще и радовался. Смысл всего сказано внедрял в него гордость за себя. Он был любим! Он был желанен! Все что он хотел услышать, он услышал, и смысла разыгрывать этот спектакль дальше не было.
– Нет, Лилит. Я бы не отдал за тебя жизнь, свою вечность, свой мир… – Прошептал он, гордо взглянув на девушку. – Но я бы дал тебе вечность…Если бы ты действительно умирала!
Лилит на мгновение замерла. Ее глаза округлились, губы поджались, а сердце бешено заколотилось. Хмурость заплаканного лица так развеселила Левиафана, что он не смог сдержаться и улыбнулся.
– Что ты сказал? – приподнимая голову, спросила она, как будто ослышалась.
– Правду, милая, правду! Ты не умрешь, по крайней мере, сейчас. Паук, как я уже говорил раньше, совершенно безвреден! От его укуса происходит то, что произошло с тобой – лихорадка! И все! Никакой смерти, никакого паралича! Но я очень благодарен тебе за твою откровенность. Теперь я знаю, что я не просто подонок, мерзавец и негодяй, портящий твою жизнь и нервы, а я еще и любимый негодяй! Теперь тебе больше не удастся обмануть меня, рассказав о не любви и полном безразличии ко мне. Я все видел, слышал и даже чувствовал! Хоть ты и ни разу не сказала «я люблю тебя», я все равно понял, что умирать ты не хочешь не потому, что жизнью очень дорожишь, а потому, что любишь и еще пока не налюбилась, чтобы по средствам смерти отказаться от меня.
Лилит перекосило от гнева. Она вытащила руку из-под одеяла и взглянула на укус. На коже была лишь легкая припухлость, как после кошачьей царапины, и не больше. Головокружение также моментально исчезло, возвращая организму силы.
– Ты все не правильно понял! – прошептала она, глядя на радость в глазах вампира. – Я просто проверяла, дашь ли ты мне жизнь, если я вдруг окажусь при смерти…
– Не надо, милая. Не хочу слушать эту новую сказку «Как мне выкрутиться из очередной нелепой ситуации?» Так круто ты еще не научилась играть, но уже близка, чтобы взять Оскара. А теперь о главном – где мой паук?
На этом вопросе вампир помрачнел. Лилит отвела глаза и злорадно улыбнулась.
– А как ты думаешь? – спросила она.
– Понятия не имею, милая! Твоя гениальность всегда меня поражала. С пауком могло случиться все что угодно, начиная от невероятного чучела и заканчивая тем, что ты все-таки просто наступила на него. И я преклоняюсь перед тобой и слезно умоляю приподнять столь тяжкий для меня занавес, раскрывая ужасную тайну исчезновения паука!
– Левиафан! – улыбнулась она.
– Что? Ты хочешь мучить меня и терзать, чтобы я сам выяснил этот болезненный для меня вопрос? – взглянул он на нее исподлобья, растягиваясь в улыбке.