Эксперт № 17 (2014)

Никонов Стас

Непременный сигнал коррупционерам: «Если вы публично, как в Китае, расстреляете 350 крупных воров, то народ будет с вами?» — «У нас никогда за воровство не расстреливали. Но надо говорить не о тяжести наказания, а о его неотвратимости. Вот к этому мы и будем стремиться. Но я специально прочитал этот вопрос, чтобы чиновники разного уровня видели настроение народа».

Довольно неуклюжей оказалась реакция на вопрос про новую первую леди: «Мне сначала бывшую супругу замуж надо выдать, а потом я уж о себе подумаю». Позиция, в общем-то, благородная, но для публичного пространства грубоватая.

Любимый фильм — «Чапаев», шесть часов на сон, жить хотел бы в

Санкт-Петербурге, никакого пожизненного президентства и железного занавеса.

Завершил прямую линию Владимир Путин философским эссе о русском народе.

О русских

Заключительное выступление президента об особенностях русского человека большинство комментаторов посчитало незначительным, чересчур артистичным и даже несколько затянутым. Хотя, если присмотреться, Владимир Путин последовательно активизирует общественную дискуссию о национальной политике во многих официальных выступлениях — и на валдайском форуме, и на большой пресс-конференции с журналистским сообществом, и в послании Федеральному собранию, закладывая фундамент широкого обсуждения этого острого вопроса.

«Русский человек, или, сказать пошире, человек русского мира» — важная оговорка, семантический вакуум — что есть русский? Национальность как ядро российской общности или же сама общность, скрепленная единой территорией, историей или культурой? Вопрос открытый. Притом что генетический код всего «русского мира» — «мощный, гибкий, устойчивый», так как создан на основе тысячелетнего обмена генами внутри страны, которая «как пылесос, втягивала в себя представителей различных этносов, наций, национальностей».

В ответе на основной вопрос об особенностях русского народа Владимир Путин дает, по сути, ценностную дефиницию различия между западным и русским мирами: «Человек русского мира прежде всего думает о том, что есть какое-то высшее моральное предназначение самого человека, какое-то высшее моральное начало. И поэтому русский человек, человек русского мира, он обращен больше не в себя, любимого. Хотя, конечно, в бытовой жизни мы все думаем о том, как жить богаче, лучше, быть здоровее, помочь семье, но все-таки не здесь главные ценности, он развернут вовне. Вот западные ценности заключаются как раз в том, что человек в себе сам, внутри, и мерило успеха — это личный успех, и общество это признает. Чем успешнее сам человек, тем он лучше».

«Мне кажется, ведь только у нашего народа могла родиться известная поговорка “На миру и смерть красна”, — продолжает Владимир Путин. — Как это так? Смерть — это что такое? Это ужас. Нет, оказывается, на миру и смерть красна. Что такое “на миру”? Это значит, смерть за други своя, за свой народ; говоря современным языком, за Отечество. Вот в этом и есть глубокие корни нашего патриотизма. Вот отсюда и массовый героизм во время военных конфликтов и войн и даже самопожертвование в мирное время. Отсюда чувство локтя, наши семейные ценности. Конечно, мы менее прагматичны, менее расчетливы, чем представители других народов, но зато мы пошире душой. Может быть, в этом отражается и величие нашей страны, ее необозримые размеры. Мы пощедрее душой».

Миссия: репортаж Вячеслав Суриков

17 апреля состоялось награждение лауреатов национальной премии «Искра» в области прессы. Входящий в медиахолдинг «Эксперт» еженедельник «Русский репортер» неожиданно для себя победил в номинации «Фельетон». При этом журнал остается ведущим российским печатным изданием, специализирующимся на репортажах

section class="box-today"

Сюжеты

Эффективное

производство:

Пельмени на Москву

Оригами сложилось

Из лучших побуждений

/section section class="tags"

Теги

СМИ

Искра

Эффективное производство

Культура

/section

«Русский репортер» возник как проект, призванный удовлетворить спрос на новую социальную реальность. Общественная ситуация, а вместе с ней и ценности российского среднего класса стали меняться уже в начале 2000-х. Собственная страна, до сих пор воспринимавшаяся как неудавшийся проект, вдруг стала вызывать у наиболее активной и влиятельной части общества повышенный интерес. На смену долгие годы переживаемому «комплексу неполноценности» пришло острое желание отрефлексировать то, что происходит здесь и сейчас. Кто-то должен был это сделать.

figure class="banner-right"

figcaption class="cutline" Реклама /figcaption /figure

Именно в этот момент журналистика начала переживать метаморфозы, вызванные глобальными технологическими изменениями.

Во-первых, аудитория прямо на глазах разучивалась концентрироваться на больших объемах информации. Предельный временной отрезок, в течение которого пользователи электронных медиа могли удерживать свое внимание на том или ином спикере, перестал превышать 20 секунд. Чтение печатных материалов сокращалась до заголовков. Больше никаких вступительных слов, никаких экспозиций — всегда с места в карьер, и чем короче текст, тем лучше.

Во-вторых, пишущих авторов стало больше, чем в любой из периодов истории печатного слова. Вначале были блоги. Затем появились социальные сети, где каждый получил право на вербальную версию реальности.

Идея «Русского репортера» возникла в 2006 году, когда стало понятно, что в стране есть спрос на массовый журнал нового типа. До конца года собиралась команда, накапливался материал, прорабатывалась концепция. Первый номер вышел 17 мая 2007 года. Произошло это не в Москве и не в Санкт-Петербурге, а в Новосибирске, Ростове-на-Дону, Самаре и Екатеринбурге. По словам главного редактора «Русского репортера» Виталия Лейбина, в Екатеринбурге журнал сразу поняли и полюбили — у издания там по-прежнему самая лояльная аудитория, а в Новосибирске его долгое время принимали за сибирский журнал, издающийся в Москве.

Виталий Лейбин возглавляет «Русский репортер» с 2006 года — с момента основания

Фото Олега Сердечникова

Какое-то время ушло на отработку формата, а уже осенью того же года РР стал таким, каким мы его знаем сейчас. У него не было и до сих пор нет никаких шаблонов — в этом принципиальное отличие от западных аналогов. «Журнал, ориентированный на реальность» искал не шаблоны, а язык, на котором можно говорить с читателем. При этом авторам пришлось также приложить усилия и научиться рассказывать человеческие драмы, не сгущая краски и не впадая в истерику. Виталий Лейбин объясняет это так: «Если в истории нет надежды, это плохая журналистская работа. Значит, ты производишь не информацию, а депрессию». И эта концепция сработала. Журнал за очень короткий срок получил аудиторию, которая позволяла продавать рекламу.