Экспертиза любви
Шрифт:
— Двадцать. Взрослая уже девица. Где-то чему-то учится. Кое-как. — Он помолчал. — Я ее не так часто вижу, как хотел бы.
— А… — Лена подумала, что сравнение не подходит. Она-то ведь вовсе не такая. Уж что-что, а учиться она любит.
— Она живет в другом городе. Со своей матерью. И знаешь, — он нахмурился, — я даже не знаю, зачем тебе о ней рассказал. Не все мои коллеги об этом знают.
— Я никому не скажу, если это секрет. — Лена поежилась. С реки подуло холодным ветром.
— Ты замерзла?
— Немного.
Он снял свой модный пиджак и по старинке накинул ей на плечи.
— Мне никогда не нравилось, когда я видела в кино, что девушки щеголяют в мужских пиджаках. — Лена изо всех сил старалась показать, что ее никак не взволновал рассказ о дочери. — А оказывается, в этом что-то есть. Тепло! Даже жаль, что молодые люди сейчас так не делают, хоть девушке от холода помирай.
— Не помирай, еще успеешь, — Соболевский просунул под пиджак руку. Ее короткая футболка немного задралась под его рукой. — Мне нравится, что мне — сорок пять. — Рука его задержалась на Лениной талии, нащупала лейкопластырь. — А что это у тебя?
— Где?
— Ну вот, на боку.
Ой, Лена и забыла про свою родинку.
— Ничего особенного. У меня там родинка. И я ее вчера замком содрала. Вот и заклеила, чтоб не усугублять.
— У тебя родинка на боку? — Он почему-то смотрел на нее с каким-то странным выражением лица.
— Ну да. Что же тут удивительного? Я ее периодически задеваю. То замком, то поясом от джинсов, то просто ногтем, то еще чем-нибудь. Ужасно, что она расположена в таком неудобном месте. Часто мешает, а удалять, кажется, нельзя. Но самое смешное, что я как-то ходила к дерматологу и он сам, первый, предложил мне ее прижечь. Жидким азотом.
— Очень смешно, — сказал Соболевский. Он опять как-то странно посмотрел на Лену. — Между прочим, у меня тоже есть родинка точно на этом же месте. И она мне тоже мешает.
Лена подумала — вот он, знак судьбы. Такие совпадения не бывают просто так.
— Посмотреть можно? — зачем-то попросила она.
— В другой раз. — Соболевский ей заговорщицки подмигнул. — А сейчас — по домам. А то твоя мама выйдет из подъезда и меня заругает. Куда это я девал ее единственную дочь?
— А мы что, даже целоваться сегодня не будем? — Лена сказала это в шутку, но на самом деле ей очень хотелось, чтобы Игорь ее поцеловал.
— Успеем еще. — Он повел ее обратной дорогой к машине. Но когда они уже подъехали к Лениному дому, он все-таки осторожно поцеловал ее в щеку. — Ну, спокойной ночи. Смотри, не проспи завтра занятие.
— Не просплю.
Как ей захотелось перехватить его губы! Нет, позже так позже. Она вышла из машины, закрыла дверцу и с опаской взглянула на свой балкон. Интересно, что скажет при ее появлении мама. Она обернулась. Игорь смотрел на нее из-за стекла машины серьезно, не улыбаясь. Она слегка махнула ему и, больше не оборачиваясь, решительно направилась к своему подъезду.
Светлана Петровна решила больше не тратить время в ожидании на балконе, а то так бокалов не напасешься. Поэтому с чувством выполненного долга она опять оставила ужин на столе, а сама приняла ванну и уже забралась с журналом в постель. Кажется, у дочери налаживалась личная жизнь. Очень хорошо. И когда Лена, открыв дверь своим ключом, первым делом заглянула к матери в комнату, Светлана Петровна лишь улыбнулась и даже не стала ни о чем расспрашивать. Такая смущенная и одновременно счастливая была у дочери мордашка.
— Что, опять подвозили на белом «Пежо»?
Лена остановилась в дверях, и улыбка сама собой расползлась до ушей.
— Угу.
— Ну иди ешь.
— Сейчас. Только найду одну мелодию.
— Какую?
— «Лунная река».
Мама на секунду закрыла глаза.
— Что, неужели она теперь опять в моде?
Лена пожала плечами:
— Просто хочу послушать, и все. А ты ее знаешь?
Мама отложила журнал.
— Слышала когда-то давно. Это из фильма. «Завтрак у Тиффани».
Лена подошла, обняла мать за шею.
— Какая ты у меня умная, мамочка! Все-то ты знаешь, все умеешь…
— Ладно, отпусти меня, крем с лица смажешь.
Лена уже в дверях послала воздушный поцелуй и отправилась в кухню, на ходу щелкая в своем плеере. «Лунная река» ей понравилась. И не могла не понравиться. Она слушала ее все время — и пока ела, и когда принимала душ и расстилала постель… На волнах этой, довольно тягучей, кстати, «Лунной реки» Лена абсолютно забыла, что Рябинкин просил ее посмотреть к завтрашнему дню заметки отца о смерти Цезаря. И вспомнила она об этом, только внезапно отчего-то проснувшись посреди ночи.
Еще было темно. С улицы ни звука. Лена протянула руку, взяла мобильный телефон. Половина четвертого! Никогда она еще не просыпалась в такую рань. Она закрыла глаза и натянула простыню на голову. Вспомнила Игоря, его голос, его руки и мысленно улыбнулась. Вспомнила про кафедру, про Бюро — мысленно нахмурилась. Вот тут и вспомнила про Цезаря. Сразу смертельно захотелось спать. Но чувство ответственности все-таки возобладало. Лена опять протянула руку, переустановила показания будильника на час вперед в надежде, что часа ей хватит, чтобы посмотреть в отцовских заметках хоть что-нибудь, и уже с более-менее спокойной душой снова заснула.
Блаженны влюбленные, коротающие вечерние часы у памятника «писающему летчику». Но не всем так везет в этом мире, не все под бренным небом наблюдают лунные реки и вдыхают ароматы резеды и эдельвейсов. Позабытый Леной Петр Сергеевич Рябинкин в этот вечер еще долго сидел вместе с Людмилой Васильевной на кафедре, пил чай. Потом лаборантка ушла, а он еще смотрел в темноту сквозь окна своего кабинета и размышлял. Размышлял о многом. О том, что завтра наконец начнется та его деятельность, о которой он раньше много думал, которой желал — и никакая, даже самая крошечная мысль с примесью малодушия не посетила его в этих размышлениях. Рябинкин был уверен в правильности выбранного пути. Смущали его только слова Людмилы Васильевны о Лене: