Шрифт:
– Когда часы стоят, они дважды в сутки показывают верное время, но и это обман, всего лишь иллюзия. Потому что время, которое они показывают, давно прошло, и оно никак не объясняет того; что происходит сегодня. – Гость тронул маятник, и тот двинулся тяжело и со скрипом. – Тогда, – сказал Гость, – была зима, а сейчас лето, и люди вас окружали другие, и совсем были не те обстоятельства. Да и сами вы были другим… Ну, хотя бы таким, как на этом портрете.
Портрет висел над головой Хозяина, и за сравнением не нужно было далеко ходить, оно было здесь, перед глазами.
– Вы прежде носили бороду, – полуспросил, полуответил
– Молодость, – оправдался Хозяин.
– Я вас не помню с бородой.
Хозяин засмеялся. Такими, какими они помнят друг друга…
– Там мы все были одинаковые.
Хозяин разлил кофе. В шкафу у него нашелся какой-то крепкий напиток, который он прятал от зоркого глаза врача, и он налил его Гостю и налил себе, и они выпили, как могли бы выпить в прежние времена, там, где никогда не водилось ни выпивки, ни закуски.
– Сколько мы там перевернули земли… Больше, чем за всю историю археологии. У вас это получалось хорошо, я еще собирался взять вас с собой в экспедицию… если мы выберемся оттуда.
Но Гость не хотел предаваться воспоминаниям. Часы должны идти вперед, они не должны показывать прежнее время, пусть даже оно иногда и совпадает с сегодняшним.
– Мне очень жаль, – сказал Гость. – Не думал я, что у нас будет такая встреча.
Тот, на портрете, смотрел, как выпивают друзья, и прятал улыбку в дремучую бороду. По возрасту он был самым молодым среди них, но держал себя так, словно был самым старым. Быть может, он что-то такое знал, чего не знали или не хотели знать эти двое. А может, они знали, да забыли, а он не спешил им напомнить, приберегая главное на потом.
– Как голова? – спросил Гость.
– Вы помните? – растрогался Хозяин. – Столько лет прошло, а вы помните, как меня ударили этим… камнем?
– Не камнем, а рукояткой…
– Нет, нет, вы спутали. Мне проломили голову камнем. Я отлично помню… особенно ясно, когда у меня начинает болеть голова. Я вижу, как этот человек выходит из леса, а в руке у него камень… Человек типа Схул по классификации Мак Коуна…
Никакого Схула там, разумеется, не было. Бедняга совсем свихнулся на своей археологии, подумал Гость, но ему не хотелось предаваться воспоминаниям, и он сказал:
– Не думайте об этом, профессор.
Маятник на старинных часах снова остановился, и Гость почувствовал беспокойство, как пассажир, высаженный среди дороги. Он подтолкнул маятник, и время двинулось дальше и понесло его, мерно покачивая: тик-так…
– С вашими часами, профессор, вы рискуете вовсе остаться в прошлом, – пошутил Гость.
Они лежали на нарах в битком набитом бараке, люди, выброшенные из цивилизации куда-то в первобытные времена. Еще не было изобретено ни матрацев, ни одеял, ни даже дров, которыми топить печи. Они лежали, как палеантропы в какой-нибудь Мугарет-Табун, вмерзая в свою пещеру, чтобы лучше сохраниться для будущего. И они просили его, знатока древностей, рассказать им о прошлом, потому что прошлое легко заменяло им будущее, настолько они были отброшены назад.
Он рассказывал им, как люди добывали огонь и грелись у костров, как они приручали диких животных. Потом научились строить дома с очагами. Они обрабатывали землю и собирали урожай, и женщины, которых они любили, создавали им домашний уют… Это было невероятно, и люди в бараке утешали себя, что когда-нибудь и они так заживут, и им становилось теплее от этого.
Утром их угоняли
И Хозяин, и Гость были тогда обычными палеантропами, и кофе еще не был изобретен, как и этот крепкий напиток в бутылке. И дрова тоже изобретены не были, потому что печи топили страшно подумать чем…
– Может, еще чашечку? – предложил Хозяин.
– С удовольствием, – согласился Гость.
Они сделали по глотку и помолчали, отдаваясь теплу. Хозяин закурил запретную сигарету.
– Человек должен думать о будущем, – сказал Гость, словно желая придать должное направление своим мыслям.
– А разве будущее возможно без прошлого? Все, что существует, уходит в прошлое, для того и уходит, чтобы освободить место будущему.
– Вот именно. Прошлое должно уходить, оно должно исчезать, чтобы не мешать тем, кто приходит ему на смену.
Тот, на портрете, мудро щурил глаза, что, возможно, соответствовало замыслу художника, а скорее всего потому, что он и сам принадлежал прошлому, и то, о чем сейчас затевался спор, для него было давно бесспорным. Что делать, люди склонны забывать прошлое, отрекаться от него и даже закапывать в землю, чтобы его удобней было топтать…
– Вы знаете, профессор, я никогда не принадлежал к поклонникам вашей профессии. Я считаю, что незачем раскапывать прошлое, что это ведет лишь к повторению старых ошибок. Быть может, Нерон не стал бы сжигать Рим, если б не знал об опыте Герострата.
Хозяин усмехнулся.
– Возможно, это верная мысль. Но для того, чтоб ее подтвердить, вам тоже понадобился опыт прошлого.
Опыт прошлого. Немало его было собрано здесь, в музее. Каждый экспонат представлял собой маленькую радиостанцию, которая вела передачу из своего времени – для будущих времен… Экспонат номер 72, девушка из палеолита… В пещере было душно и темно, и она вышла, чтобы подышать свежим воздухом… Она шла наугад, не разбирая дороги, пробираясь сквозь колючие заросли, которыми была обсажена ее пещера… И на берегу незнакомой речки она встретила человека незнакомого племени, который тоже ушел из своей пещеры… Девушка повернулась, чтобы бежать, она была еще очень дикая девушка, но он крикнул: «Постой!» – и она остановилась. Он подошел и сел у ее ног, и ей стало страшно, но уже не хотелось уходить. Так их и застали на берегу: она стояла у самой воды, а у ног ее сидел этот человек, экспонат номер 73, потому что похоронили его рядом с девушкой.
Экспонат номер 300, огромный череп мыслителя. Какой-нибудь первобытный Ньютон, открывший, что сила удара зависит от величины палки, и ставший жертвой своего открытия. Экспонат номер 118, судя по челюсти, первобытный оратор или первобытный диктатор…
– Оставим их, – сказал Гость, отодвигая недопитый кофе. – В другое время, профессор, я бы охотно послушал эти ваши истории, но сейчас… Мне очень жаль, профессор, но я пришел к вам по поводу Двести Двенадцатого.
– Вы?!
– К большому моему сожалению… – Гость посмотрел на Хозяина с действительным сожалением и добавил тоном врача, готовящего больного к операции: – Ничего страшного, всего два-три вопроса…