Шрифт:
Феликс Кривин
Карета прошлого
НАЧАЛО ЖИЗНИ
(Трактат)
Сначала на Земле не было жизни. Были горы, долины, реки, моря... Все было. А жизни - не было. Такое в природе нередко случается: кажется, все есть, а жизни - нет.
Впрочем, Земля уже тогда выделялась среди других планет: на ней происходила борьба между сушей и океаном. То победу одерживал океан, и тогда целый материк погружался в пучину, то верх брала суша, поднимая над океаном новый какой-то материк.
Шли дожди: это океан высаживал на суше десант. Но и на собственное дно он тоже не мог положиться: его нужно
Тех, на кого опираешься, нужно держать внизу.
А стоило дну подняться, и оно становилось сушей...
Миллиарды лет длилась эта борьба. Суша была тверже, океан изнемог, и его прозрачная гладь покрылась хлопьями пены. И уже, казалось, сдался океан, и уже суша вознесла до небес свои горы - в знак победы и торжества, но в это время - в это самое время!
– в пене океана возникла жизнь.
Жизнь возникла из пены, из борьбы и, как это всегда бывает, у того, кто не мог торжествовать победу.
Жизнь - это было ново и непривычно и, по тогдашним обычаям, не принято. Камни не признавали жизни. Скалы не признавали жизни. И вся суша долго еще не могла примириться с Жизнью. И она цеплялась за каждый клочок континента, за каждый маленький островок, потому что там не было жизни. И опять начиналась борьба.
Нужно сказать, что при всей своей привлекательности жизнь имела целый ряд недостатков, и главным из них была ее неизбежная смертность. Там, где не было жизни, не было смерти, а отсутствие смерти почти равносильно бессмертию. Кроме того, жизнь требовала условий. Она не могла существовать где угодно и когда угодно, ей нужны были условия, приемлемые для жизни. Словом, жизнь имела свои неудобства, и это при том, что она не достигла еще такого высокого уровня, на котором удобства становятся главным условием жизни.
В своем начале жизнь была несовершенной. Не было разумных существ. Не было неразумных существ. Вообще не было в полном смысле существ, а были существа-вещества, доклеточные организмы. Те, кого мы пренебрежительно называем простейшими, имеют хотя бы по одной клетке, а доклеточные не имели даже одной клетки на всех, настолько это была примитивная организация. С одной стороны, всем хотелось жить по-старому, то есть, вовсе не жить, потому что слишком сильна была природа вещества. Но уже природа существа звала к новой, пусть не очень совершенной, одноклеточной жизни.
Так появилась характерная для всякой жизни борьба: борьба нового со старым, - в отличие от существовавшей прежде борьбы старого со старым, чему примером служит борьба стихий.
Впервые на земле научились чувствовать время - не ценить, этого как следует не умеют и сейчас, - а просто ощущать его на себе, как ощущает его все живое. Поэтому первые жители земли так лихорадочно гнались за жизнью, которая от них ускользала, уходила к тем, кто приходил после них. Можно сказать, что жизнь началась с ощущения времени. Не потому ли она кажется такой быстротечной?
Сейчас уже невозможно сказать, сколько длились доклеточные времена, так же как невозможно сказать, кто построил первую клетку. Вероятно, это был такой же доклеточный, только по своей организации превосходивший всех остальных. Быть может, его осенило внезапно, а может быть, это был труд всей его жизни и - что тоже не исключается - непризнанный труд. Можно себе представить, как он носился со своей клеткой, доказывал, что это форма более высокой организации, рисовал фантастические, невероятные перспективы. И надо себе представить психологию доклеточных (у них еще не было психологии, поэтому ее надо представить), чтобы понять, как они над ним потешались, каким посмешищем был этот одноклеточный со своей единственной клеткой.
Для доклеточных, в которых вещество преобладало над существом, жизнь была стремлением вернуться в состояние покоя. Этот физический закон подавлял другие законы, например, законы движения и развития. Идеалом движения был покой. Смерть была идеалом жизни. Впрочем, большим преимуществом жизни является то, что она никогда не осуществляет своих идеалов.
Новое борется со старым, порождая еще более новое. Поэтому не исключено, что у первого одноклеточного в конце концов отобрали клетку, а он уже не мог жить без клетки и перестал жить. Но форма более высокой организации торжествовала, появлялись все новые и новые одноклеточные, и таким образом память о первом одноклеточном не исчезла (хотя настоящей памяти тогда еще не было, поэтому имя его до нас не дошло).
Наступил новый, одноклеточный век, но им еще долго владели старые, доклеточные представления. Стесняясь своей высокой формы организации, одноклеточные тщательно прятали свои клетки, свое новое существо, ставшее окончательно существом - без примеси вещества, каким оно было в доклеточном веке. Но жизнь шла вперед, и ее приходилось догонять. Появились вопросы, требовавшие ответов. Как жить дальше? В какую сторону развиваться? Кем быть?
Развитие - всегда отрицание настоящего, но настоящее старается себя утвердить и не любит тех, кто его отрицает. Настоящее торжествует победу над прошлым, которое тоже было настоящим, когда настоящее было будущим. И оно не верит, что само станет прошлым. Одноклеточный век отвергает доклеточных, но и многоклеточных не приемлет.
Между одноклеточными не было единогласия. Были сторонники растительного образа жизни, считавшие, что только такая жизнь даст возможность не отрываться от своей почвы. Их противники считали, что нужно отрываться от почвы - для того, чтобы двигаться.
Первую точку зрения отстаивали Сине-Зеленые Водоросли. Крайними представителями второй точки зрения выступали Пра-Амебы. Как бывает всегда, предлагалось и компромиссное решение.
– Как прекрасно: уйти корнями в землю, а кроны устремить в небо и, таким образом, соединить небо с землей!
– строили планы Сине-Зеленые Водоросли, в одинаковой степени далекие и от земли, и от неба.
– А разве хуже бегать по земле и летать по небу?
– возражали Пра-Амебы, не умевшие, естественно, ни бегать, ни летать.
– Одно не исключает другого, - выдвигали третьи свой компромисс. Можно уйти корнями в землю и одновременно бегать и летать, то есть, иначе говоря, устремить кроны в небо.
Эти третьи, впоследствии прозванные Жгутиковыми - за их попытку сплести в один жгут растительный и животный образ жизни, - конечно же, не удержались на своей компромиссной позиции и частично отошли к простейшим животным, а частично переродились в разномастные водоросли и даже грибы.