Экспресс. Сборник невыдуманных историй
Шрифт:
– Вроде нет, – отвечаю я.
– А мой знает «иди сюда» и «садись», – гордо заявляет великий дрессировщик.
Я успокаиваюсь и лихорадочно думаю о способностях Боси – не могу вспомнить, что же мы можем знать, и вдруг меня осеняет:
– А моя умеет петь!
Чтобы не быть голословной, включаю на телефоне латиноамериканский музыкальный шлягер. С надеждой смотрю на Босю, рассчитывая, что та меня не подведет и нам удастся произвести фурор.
Но Бося продолжает увлеченно тявкать на Шерхана и на песню не обращает внимания. Хозяин и Света стоят над нами и с нетерпением ждут
Щас споет…
Бессовестная Бося нагавкалась, высунула язык и тяжело дышит. Мерзавка! Темпераментные аргентинцы допели. А мы потерпели фиаско. Я злюсь на свою собаку. Спускаю ее на землю и хочу слегка подпнуть ногой за предательство. Но на меня смотрят Света и торжествующий хозяин Шерхана. Я старательно имитирую улыбку.
Шерхан подбегает к Босе. Та кокетливо прижимается к моей ноге.
– Не бойтесь, он кастрирован, – опять зачем-то повторяет склеротичный Хозяин.
Шерхан остановился и медленно оглянулся на Хозяина.
«Дурак», – с грустным упреком, я знаю, подумал он.
«Неудовлетворенный», – уже точно подумала я.
Мужчина, решив, что променад с питомцем закончен, развернулся и пошел к выходу из парка. Не преминув напоследок показать нам с Босей, что мы лузеры. Похлопав себя ладонью по ноге, бросил Шерхану: «Иди сюда!» – и гордо посмотрел на нас, когда пес послушно подбежал и ткнулся мокрым носом в руку хозяина.
Мы втроем невозмутимо сохраняли молчание.
Шерхан, опустив голову и хвост, пошел вслед за удаляющимся Хозяином. Нескладно согнувшись, с презрением оглядевший двух проходящих мимо женщин, Хозяин шел, задумчиво глядя себе под ноги. Шел, размахивая уже не новой авоськой, из которой одиноко выглядывал батон, купленный в булочной через дорогу.
Сестра
Всегда считала свою сестру легкомысленной. На неприятности она не обращала внимания. Все время в хорошем настроении, веселая улыбка, задорный смех.
– Ты когда-нибудь можешь быть серьезной?
В ответ недоуменное пожимание плечами и все та же беззаботная улыбка.
Сейчас я оплачиваю каналы в «Инстаграме», чтобы слушать лекции о том, как мне стать такой же «дебилкой»: не думать ни о чем, отпустить мысли, которые могут быть интересны только самому себе.
Одни рождаются такими, почти блаженными – бабочками на сутки, калифами на час. Беззаботность и отсутствие склонности к «заморачиванию» смыслом жизни – их конек.
Другие же должны приложить гигантские усилия, перечитать огромное количество умных книг, переломить сознание, чтоб хотя бы приблизиться к ним. Но мозги мешают.
И выясняется, что твои главные враги – твои мозги. Пока ты ими гордилась, приумножая свои познания в разных сферах, тебя переиграли бабочки. Невесомые создания с пестрыми крылышками, живущие от рассвета до заката и от цветка до цветка.
Они тебя догоняют и смеются. И летят дальше, вперед, к следующему яркому цветку.
Раньше, еще совсем не так давно, предпочтение отдавалось умным и серьезным. Сейчас люди тянутся к легким и веселым.
«Мне с ним хорошо – он легкий».
«А с этим некомфортно –
«У-у-у, как страшно! Он думает! Чур меня, чур меня!»
Тасо
Надя окончила школу еще при Советском Союзе. В то счастливое время, когда политикой вообще никто не интересовался, работали на результат, зарплаты не только хватало на проживание, но и можно было отложить и на отпуск, на мебель, одним словом, на то, на что считали необходимым.
Все было понятно и как-то спокойно. Школа – вуз – работа – замужество – дети. Большая часть людей жила одинаково стабильно. Одинаковая школьная форма, запрет на любые украшения, молодежь читала Достоевского, Джека Лондона, слушала Булата Окуджаву и Луи Армстронга. Трудных брали на поруки. Было немного богатых, и они как-то старались не выставлять это напоказ. Люди верили в Государство, в непоколебимость дружбы народов, в мир, труд, май.
«Моя Родина – это моя Россия, моя Грузия, моя Осетия!» – так начиналось домашнее сочинение Нади по литературе на тему: «Что такое Родина?»
Теперь от Родины не осталось ничего.
Летние школьные каникулы Надя всегда проводила у тети, в деревне под названием Сарабук. Деревня утопала в зелени деревьев. В праздники сельчане любили собираться на поляне, перед Аланской дзуар [1] . Дупло дерева было наполнено монетами, кольцами – приношениями. Каждый вечер, как только небо окрашивалось в красные и желтые предзакатные краски, на поляне собиралась молодежь и до поздней ночи проводили игры или же пели под звуки гармошки.
1
Дзуар – святое место.
С утра, вместе со звуками, издаваемыми домашними животными: кудахтаньем, хрюканьем, мычанием и гавканьем, – просыпались сельчане, и к общему гоготу добавлялся беззаботный смех босоногих деревенских ребятишек. Если бы вдруг исчез весь мир, они бы этого, наверное, не заметили.
Для каждого сельчанина был только один мир – под названием Сарабук.
Во дворе тетиного дома важно расхаживали куры и индюки. Надя боялась их, потому что они, возомнив себя хозяевами двора, распускали хвосты и с грозным видом направлялись в ее сторону. Сердце уходило в пятки, но она усилием воли заставляла себя не убегать, зная, что они ее догонят. Как будто мало было птиц, на стене в гостиной висели часы с кукушкой, которые через каждые полчаса тоже куковали. Одним словом, гогот и кудахтанье не прекращались ни на минуту.
Тетя Зина, невысокая рыжая женщина с голубыми глазами, была полна неиссякаемой энергии. С пяти утра до восьми вечера она не приседая занималась хозяйством: буйволы, коровы, козы, индюки. И ни тени усталости.
Вечером тетя Зина накрывала на стол, она ждала соседку Пепо, которая должна была прийти на ужин. Раздался стук в дверь.
– Открыто, Пепо! – прокричала тетя. – Что так долго? Картошка почти остыла.
Вошла соседка Пепо, полная женщина с вечно смеющимися добрыми глазами.