Экстаз дыхания. Практика ребёфинга
Шрифт:
Животные реагируют на' человеческий страх подражанием. Он возбуждает у них рефлекс борьба—бегство и может спровоцировать нападение на человека, испытывающего страх. Так происходит потому, что животные принимают деструктивные вибрации, которые мы называем «ненавистью», «насилием», «страхом», «желанием убивать», которые вызывают у них реакцию механизма безопасности. Поэтому они либо убегают, либо атакуют.
Животные исключительно чувствительны к человеческим вибрациям, позитивным или негативным. Описано множество случаев с дикими животными, которые совершенно спокойно вели себя в присутствии некоторых людей, не боявшихся их, а чувствующих по отношению к ним лишь любовь.
Очень редко кто-либо из североамериканских
Остальная же часть общества постоянно страдает от нападения змей, так как боится их.
Чрезмерное погружение в страх — это сформированная годами привычная реакция на раздражение, беспокойство, проблемы и вера в то, что другие способны нас ранить. Мы можем испытывать страх (или опасение) когда:
• мы находимся в опасной ситуации (страх в виде первичной реакции естественен);
• когда тот, кого мы любим, ранен или убит;
• думаем, что можем потерять кого-то;
• думаем, что можем показаться глупыми;
• думаем, что можем быть не приняты;
• предстаем перед неизвестным.
Мой собственный опыт сильного страха пришелся на время, когда я был солдатом пехоты во Вьетнаме, во время атаки коммунистов в 1968 г. Я никогда этого не забуду. Наш отряд попал под сильный огонь подразделения Северо-вьетнамской Армии, очень хорошо обученного, вооруженного и ожесточенного. Сила огня, которым мы обменивались, превосходила воображение. Нас частично накрыли на открытой территории, но каждый из нас успел укрыться и ответить огнем. Я нырнул в заросли, где не мог видеть многого, но поскольку у меня был гранатомет, я выстрелил один раз в направлении, где по моим предположениям находился враг. Адреналин бешено кружил в моем теле, в то время как я боролся за сохранение спокойствия. Я огляделся и увидел командира нашего отряда, лейтенанта Вильсона, звавшего меня к себе, поскольку его позиция давала лучшее поле для обстрела. Я посмотрел на тридцатиметровое распаханное пулями врага пространство, разделяющее нас, и волна парализующего страха свалила меня с ног. Я стал терять сознание, в горле возникли спазмы, я не мог пошевелить ни одним мускулом, мое тело полностью окаменело. Тысячи мыслей проносились в моей голове, возникали картины бесконечного количества тел, которые мне приходилось видеть. Я представил себя в таком виде. Это еще сильнее придавило меня.
Я снова посмотрел на командира, который все еще размахивал руками, призывая меня. Я примирился со смертью и, используя каждый оставшийся грамм силы воли, встал и перебежал через открытое пространство. Я не мог поверить, что мне это удалось, не получив ранений и не бросаясь на землю. Однако случайно я сбил прицел на гранатомете, не заметив этого. Я выстрелил в направлении, отступающего уже противника. Но из-за сбитого прицела граната попала в ветку два метра от меня, отскочила и упала прямо перед нашими позициями. Она не взорвалась, так как этот тип гранат не взрывался, не пролетев определенной дистанции. Я совершенно обезумел от ужаса, я погрузил лицо в мягкую красную пыль, всхлипывал и пытался не сойти с ума.
В определенный момент паника прошла — это было главное. Я осознал физическое чувство страха в различных частях тела, «расщепился» и стал видеть себя объективно, как если бы смотрел на кого-то другого. Огромное спокойствие охватило меня. Я медленно поднял голову, не спеша поправил прицел и спокойно стал стрелять по джунглям, в которых укрылись вьетнамцы. Я больше никогда не испытывал такого, страха.
Этот опыт научил меня, что страх вначале возникает в виде автоматической реакции, которая в данном случае возникла прежде, чем я накормил мой компьютер (мозг) мыслями о том, что я в опасности, и эта реакция является древней обусловленностью. Но парализующий страх, пришедший позднее, я спровоцировал сам. Я представил такие ужасные вещи, что удержал первичную реакцию страха, которая и вызвала паралич. Каждый раз, когда нам приходилось сталкиваться с войсками противника (а в течение ближайших пяти дней это случалось в среднем три раза в день), я регистрировал свою реакцию страха. Я заметил, что период времени между начальной, автоматической реакцией «борьба—бегство», возникающей после первого выстрела и минутой внутреннего спокойствия сокращался с каждой следующей битвой. К тому времени как моя служба закончилась (четыре месяца спустя), я уменьшил это время до двух секунд и подошел к точке обусловленной реакции страха.
Не думаю, что достигнув этой черты, я смог бы выжить во Вьетнаме, поскольку страх — это важный инструмент в экстремальных ситуациях.
Им однако не является крайний ужас, так как он может парализовать всю мышечную систему, приводя к тому, что мы просто каменеем от страха.
Кто из нас каждый день встречается с ситуациями на грани жизни и смерти? Кто из нас испытывает сжимающий внутренности, рвущий нервы, парализующий страх? Большинство из нас испытывают в своей жизни боязнь скорее как результат своих мыслей, нежели как результат реальной опасности.
Наши дикие предки умели противостоять диким животным, чтобы выжить, в то время как ситуации, пугающие нас, абстрактны, и это означает, что нам необходимо бороться с опасными животными нашего сознания, такими как негативные мысли и эмоции. Мы в ужасе, когда не в состоянии внести оплату за машину, сомневаемся в своем будущем после разрыва с партнером, боимся увольнения с работы и т. д. Как можно справиться с этим высасывающим силы способом реагировать на ситуацию, который, переходя в стресс, убивает больше людей, нежели все негативные мысли вместе взятые.
Страх становится привычкой, и наше обусловленное сознание вызывает воспоминание прошлых разочарований, боли, провалов, действуя как напоминание того, что такие чувства, вероятно, будут испытываться и впредь.
Шекспир так описал результаты страха: «Наши сомнения — это предатели, которые заставляют нас от страха перед попыткой терять свой выигрыш».
Мой собственный вьетнамский опыт показал мне, что я сам усиливал свой собственный страх, концентрируя свое воображение на проигрыше, который в данном случае означал смерть или серьезные ранения. Однако в нормальной жизни люди изводят себя, акцентируя внимание на возможном результате и проигрыше. Я пытаюсь объяснить это при помощи следующих аналогий.
Легко представить, что если бы кто-то предложил нам пройти по деревянной балке шириной 20 см и длиной 6 метров, лежащей на земле и взять 20 долларов, лежащие на противоположном ее конце, то у нас не было бы проблем с этим. Но если бы эта балка своими краями опиралась на крыши двух пятиэтажных зданий, смогли ли бы мы тогда сделать это? Сколько из нас отважились бы на это? Новый элемент — высота пяти этажей. Когда балка лежала на земле, мы концентрировались на двадцатидолларовой банкноте. Но с появлением страха падения с пятиэтажной высоты награда перестала быть достаточной мотивацией, а наказание за проигрыш стало слишком большим. Страх падения взял нас в свои руки, превращая простое задание в невыполнимое. То же самое происходит в жизни, когда мы фокусируемся на потенциальном наказании из-за отсутствия результатов. Ключ к победе над страхом — осознавать это.
Вместо того, чтобы делать акцент на не желаемом результате, мы можем сконцентрироваться на желаемых достижениях. Именно поэтому мы пользуемся аффирмациями, облегчающими это. На противоположном конце страха находится то, что вам нужно. Мы хотим счастья, но боимся несчастья. Мы хотим богатства, но боимся бедности.
Мы хотим любви, но боимся одиночества. Мы концентрируемся на наказании за то, что не достигнем желаемого. Мы можем с легкостью обратить страх, концентрируя свое внимание на том, что нам надо.