Экстрим
Шрифт:
На первых порах Ник приезжал к родителям едва ли не на каждые выходные, но шло время, и эти визиты становились все реже и реже, все короче и короче. Через три года он получил повышение и стал начальником отдела. Он купил себе квартиру, затем сменил ее на отдельный, пусть и маленький дом, затем на дом побольше. Он женился, прожил с женой три года и развелся. Перешел в другую фирму на более ответственную должность, его зарплата значительно выросла. Пополнел и начал лысеть. Он слишком много пил, тратил слишком много денег на еду, вино и развлечения, в его ближайшем кругу было слишком много женщин. О Булвертоне он почти не вспоминал.
А тем временем родители его старели, хлопоты по гостинице
Никто ничего не говорил, но атмосфера явственно сгущалась. Ник знал — родители хотят услышать, что он скоро вернется в Булвертон и возьмет все заботы о гостинице на себя, но к этому времени он уже прочно обосновался в Лондоне, и было трудно придумать что-нибудь более противное его желаниям. Как то часто бывает с серьезными семейными проблемами, ничего конкретно так и не было решено, а между тем недели складывались в месяцы, месяцы в годы…
Пока не пришел тот душный июньский день, когда все вдруг изменилось.
Новости из Булвертона становились все страшнее. Маньяка вроде бы загнали в тупик, но потем он как-то сумел прорваться. Он захватил заложницу, но уже через несколько минут убил ее выстрелом в голову, полиция обнаружила труп. Регулярно поступали свидетельства людей, счастливо от него ускользнувших, однако конкретные подробности разительно расходились: совсем желторотый мальчишка, мужчина средних лет, в камуфляже, в джинсах и футболке, вооружен винтовкой, двумя винтовками, несколькими винтовками и пистолетами. И это не мужчина, а женщина, говорил один из очевидцев, да с какой стати женщина? — удивлялся другой, конечно же мужчина, и живет он в соседней деревне, я сразу его узнал. Все это сообщалось в сумбурных, торопливо набормотанных репортажах. Вскоре на помощь корреспондентке Би-би-си прибыл один из ее коллег, его репортажи изобиловали живописными подробностями, однако серьезной информации в них было ничуть не больше.
После томительной паузы, когда ничего существенного не происходило (во всяком случае — если судить по репортажам), снова пошли тревожные сообщения. Полицейские взяли маньяка в кольцо, но он успел спрятаться в церкви, и снова в его руках был по меньшей мере один заложник.
При всей маловразумительности радиорепортажей они позволяли Нику догадываться, что речь идет о приходской церкви Святого Стефана, стоявшей совсем рядом с родительской гостиницей, в паре минут ходу по Истбурн-роуд. Эта церковь не отличалась особой древностью и красотой, однако была крепко выстроена и удачно расположена на перекрестке прибрежного шоссе с жилой улицей, застроенной хорошими домами и утопавшей в зелени. В войну она попала под бомбежку, были жертвы. Мысленно представив себе до зубов вооруженного маньяка, засевшего в этой церкви и готового стрелять во все, что движется, Ник поехал еще быстрее. Он боялся, боялся как никогда в своей прежней жизни, боялся за родителей, но также и за город, за людей, живших в нем, за всех. Это было худшее событие, с каким он когда-либо сталкивался, а он даже не был там, где оно происходило, не принимал в нем участия.
Наконец он доехал до Истбурна. На окраине городка свернул на первый же из узких проселков, ведущих, как он знал, мимо Певенси и дальше через равнину. Как он и думал, машин на этой дороге практически
Приемник сказал ему, что число жертв достигло семнадцати, по большей части это были случайные прохожие и автомобилисты, проезжавшие через город. Пострадали трое полицейских, двое из них скончались. Среди жертв было трое детей, их школьный автобус затормозил в тот самый момент, когда из-за угла выскочил маньяк. Многих детей зацепило шальными пулями и осколками стекла.
Когда Ник миновал уже Норманс-бей и до Булвертона оставалось не больше двух миль, корреспондентка Би-би-си сообщила, что из церкви донеслись звуки нескольких выстрелов и что, по мнению полиции, загнанный в угол маньяк покончил с собой. На этом поток экстренных репортажей иссяк. Ведущий проинформировал слушателей, что дальше передачи будут идти по обычной программе, и пообещал, что все существенные новости об этом трагическом происшествии будут сообщаться по мере поступления.
Ник снова покрутил настройку и нашел местную разговорную станцию «Голос юго-востока». Эта станция освещала булвертонские события в прямом эфире, причем абсолютно иначе, чем Би-би-си. Два ее репортера работали непосредственно в городе, они рассказывали обо всем увиденном и услышанном и задавали — вернее, выкрикивали — вопросы первым попавшимся под руку людям. Раскованная, энергичная подача материала давно уже стала фирменным блюдом станции «Г-Ю-В», однако прежде ее репортерам никогда не попадалось сюжетов, достойных этой творческой манеры. И вот теперь — булвертонская бойня. В голосах двух молодых ребят дрожал еле сдерживаемый ужас, слушатель всей своей кожей ощущал, что репортаж ведется прямо оттуда, из центра событий, и это буквально завораживало, не давало сменить канал; Ник так его и слушал, когда вывернул с узкого проселка на шоссе А259 и увидел впереди полицейский заслон. Хочешь не хочешь, пришлось сбавить скорость.
Двое рослых, вооруженных автоматами полицейских замахали руками, приказывая ему затормозить у обочины. Они стояли прямо на границе Старого города, в сотне ярдов от церкви Святого Стефана и в двухстах — от «Белого дракона». За церковью дорога слегка изгибалась, и что происходит за этим поворотом — Ник мог пока только догадываться. Он был уже почти дома. Старший из полицейских, сержант, записал его имя и адрес и попросил подождать около машины, именно около, а не внутри. Ник безропотно подчинился.
— Дальше, — сказал сержант, — вам придется уже пешком в сопровождении одной из наших сотрудниц. Сейчас она занята другими делами, но скоро подойдет.
Женщина появилась минут через десять, бледная и растерянная, и упорно не хотела встречаться с ним взглядом.
— Так где, вы сказали, вы там живете? — спросила она.
— У сержанта все уже записано. Гостиница «Белый дракон», это тут рядом.
— Я знаю, где это. А они рассказали вам, что там делается?
— Да, — подтвердил Ник, хотя ничего ему полицейские не рассказывали.
С того времени, как по радио прозвучало «Булвертон», все происходящее — и дальнейшие репортажи, и дорожный заслон, и корректная настойчивость сержанта — окуталось для него дымкой какой-то ирреальности. Теперь эта дымка рассеялась — опустошенное, не выражавшее никаких чувств (старательно не выражавшее никаких чувств) лицо молодой женщины сказало ему всю правду. Женщина начала было предупреждать Ника о пугающих сценах, ждущих его в городе, однако голос ее задрожал и сорвался. Тогда она повернулась и пошла знакомой ему с детства дорогой, все время стараясь держаться на пару шагов впереди.