Экзамен по социализации

Алексеева Оксана

Светлана Валерьевна, на которую мы натолкнулись при входе в зал, старательно нас не заметила. Я чуть не хмыкнула, но кое-как сдержалась, вовремя вспомнив и о своем провале. Мира с Беловым подлетели к нам. Судя по восторженным лицам, они не слишком сильно нас потеряли и еще не раз посетили «комнату страха».

— Слышь, Николаева! — вдруг сказал Белов, обнимая меня за плечи. — Ты же в курсе про днюху моего отца? Вас тоже пригласили, — я кивнула, — а за тобой должок, дорогуша! Я в школе отыграл свою роль, когда тебе это было нужно, теперь твоя очередь.

Я непонимающе ждала продолжения.

— Сыграешь

перед родаками роль моей девушки? Яну или Миру я попросить не могу, сама понимаешь, — конечно, Миру надо подольше скрывать от отца-деспота, а про отношения Яны с Никитой его родители, конечно, знают. — Мои участившиеся отлучки хорошо бы было чем-то прикрыть, а то начинаются вопросы. Девушка — само то. Поможешь?

Я задумалась, улавливая умоляющий взгляд Миры. Стало понятно, что они это уже обсудили между собой и, скорее всего, она и была креативным директором сего гениального плана.

— Белов, да я бы помогла… Но мои и так думают, что у нас с тобой любовь… Я уже задолбалась им доказывать, что это не так.

— И пусть думают. Если им это нужно, так дай им это! И тебя сразу оставят в покое. После чего ты получишь свободу делать все, что захочешь.

А ведь и правда! Если мои решат, что я встречаюсь с мальчиком из «замечательной семьи», то и донимать меня перестанут. Потому что если я действительно в кого-то влюблюсь, то таких дотошных допросов просто морально не вынесу. И Белов на самом деле мне помог, когда требовалось, а значит…

— Почему бы и нет?

========== Глава 11. Любопытство, инвестиции и воздушные шарики ==========

Перед сном мысли откатились на несколько часов назад. «О чем ты думаешь, когда засыпаешь? Твои мечты уже имеют чье-то лицо?» — раздавалось в голове отголосками эха. Сейчас передо мной всплывали только глаза Макса — пронзительные, прищуренные, прокалывающие насквозь через темные ресницы. И снова внизу живота приятно затянуло от воспоминания о произошедшем… эпизоде. Он целовал не так, как Белов, он даже не целовал меня — ставил на место! Я хоть и не особо сведуща в этих вещах, но и не полная дура, понимающая, что он мог действовать мягче, не так… развратно?

Да уж, развратной я себя никогда не считала. Не имею ничего против того, чтобы целоваться или заниматься сексом с любимым человеком, но о каких-то извращениях думать мне до сих пор не приходилось. А в действиях Макса было что-то, наводящее на мысль о какой-то особой пошлости, излишней откровенности. И мысли снова потекли в сторону анализа каждого его движения. А заодно — и своих реакций на эту уверенную провокацию.

Могу точно сказать, что все эти зашкаливающие эмоции — от отсутствия опыта. Я на самом деле не смогла бы сообразить, как действовать иначе, как не захотеть еще большей близости… еще большей пошлости в тот момент. Да, я испытала настоящее влечение. Он это тоже, конечно, понял, но не видел в этом ничего страшного или странного. Интересно, как долго эти отголоски будут тревожить меня? А что, если я буду продолжать его хотеть? Это казалось понятным, учитывая, что мое воспаленное воображение услужливо начало подкидывать уж совсем неприличные кадры с его участием. Бедра сами собой напряженно сжимались, словно тело хотело запереть все мысли где-то там или, еще лучше, вновь почувствовать, как соприкасаются наши языки. Ложная отговорка, как у наркомана. Еще доза — и все сразу станет лучше. Завязать можно будет как раз после нее. Но потом окажется, что следующая доза принесет только краткий миг облегчения, а после захочется еще больше.

К сожалению, через пару дней, хоть основная волна и схлынула, чувство внутренней тяги, разбуженной Максом, осталось. Теперь смотреть на

него стало сложнее, легкость в общении пропала — каждый раз, когда он открывал рот, чтобы что-то сказать, дыхание останавливалось, а взгляд соскальзывал на губы. Даже и не знаю, замечал ли он сам изменения в моем поведении. В любом случае, скоро заметит — ведь он как никто другой разбирается в таких реакциях. И когда заметит, то что сделает? Зная Макса, могу руку на отсечение дать, что ничего. Не станет ни отстраняться, ни приближаться, больше никакого давления, никакого «удовлетворения любопытства» — только свобода самой решить для себя, что мне нужно.

Как ни странно, эмоции от воспоминания все же ослабевали. И это позволило мне рассуждать теперь более здраво: задавать себе вопросы и стараться честно отвечать на них. Могла бы я влюбиться в Макса? Нет, это было бы полной ошибкой. Могла бы я с ним переспать? Нет. Разовый секс меня не интересует. Могла бы я один раз удовлетворить свое желание, а потом спокойно смотреть, как он идет дальше, видеть его многочисленных девушек после? Нет. Если уж после поцелуя я сама не своя, то после постели меня, наверное, просто разорвало бы от ревности и его равнодушия. Хочу ли я Макса? Да. Но это не страшно. Когда я в кого-нибудь влюблюсь, то это пройдет само собой. Это чистая физиология, а я не животное, я человек, который не позволит инстинктам руководить.

Парадоксально, но после того, как я честно призналась себе, что хочу его в сексуальном плане, что какое-то время это будет во мне жить, сразу стало легче. Прямо как у того самого наркомана, признавшего проблему. Теперь мне не нужно было бороться со всей своей личностью, а только с одной мыслью — а это уже куда проще.

Помог и Белов. Мы с ним остались в квартире Танаевых, когда те свалили опять по каким-то своим делам, в которые нас не спешили посвящать. При этом милостиво предложили свою жилплощадь нам для обсуждения предстоящего в пятницу «знакомства с родителями». В принципе, никаких правил и не было. С меня было достаточно на банкете громко не материться и не танцевать стриптиз. Он же, в конце концов, не невесту свою представляет, а просто девушку, поэтому критерии оценки сильно занижены. А значит, довольно было и того факта, что мой отец нравится его, а потом нас обоих оставят в покое, лишь изредка со стороны проверяя эту легенду.

— Николаева, ты какая-то нервная была в последние дни, а теперь задумчивая. Случилось чего? — Белов нарушил затянувшееся молчание.

Я посмотрела на него. Теперь-то я уже могла оценить, что он действительно очень симпатичный, да и фигура — загляденье. Почему же от него так не сносит крышу? Из-за его былых заслуг? Наверное.

— Да нет, не нервная. Кажется тебе, Белов.

Он улыбался, но без ехидцы:

— Как скажешь. Только вот мне непонятно — от меня ждешь откровенности, но при этом сама откровенничать не спешишь. И Мира какая-то заполошная в последние дни, поэтому с ней поговорить ты тоже не можешь?

С Мирой говорить об этом я как-то даже и не собиралась. Но Танаевы, действительно, были еще более замкнутыми, чем обычно. Примерно после баскетбольного матча. Ожили они только на пару часов Хэллоуинской вечеринки, а потом снова стали неразговорчивыми. Вот и сейчас ушли куда-то по каким-то «делам», предоставив нас с Беловым в очередной раз самим себе.

Я задумалась. У Белова такое количество недостатков, что придумывать ему несуществующие уже ни к чему. Например, он не был треплом. А на фоне наших изменившихся отношений — уж тем более не стал бы распространяться о моих закидонах. Правда, посмеется вдоволь… Но, с другой стороны, иногда крайне важно с кем-то поговорить. Пусть даже и с недочеловеком.