Экзамен
Шрифт:
Нури вздрогнул. Филателистом его еще не обзывали, и вот дождался. Он отстегнул с руки браслет. Мальчишка бросил веревку, схватил браслет, захохотал.
– Ага! Еще пару щенков, и на сегодня хватит!
– Он зашевелил ушами, повернулся на пятке и исчез, словно дематериализовался, оставив в воздухе дрожащее марево.
Толстяк с пипеткой, пока Нури торговался, стоял в стороне и с явным удовольствием наблюдал. Теперь он подошел поближе и радостно констатировал:
– Тэк-с, вы тоже смеялись!
Нури развел руками.
– Не огорчайтесь, Нури Метти, по-моему, вам оказана большая честь.
–
– Нури, для меня вы не более чем потенциальный пациент. Но ребят можно понять. В музее героев ваш браслет займет почетное место. Генеральный конструктор Большой государственной машины не каждый день прибывает к нам. И вообще, таких шансов пополнить музей больше не будет. Я и сам не предполагал увидеть сразу и в одном месте столько знаменитых.
– Но способ...
– А что способ?
– Доктор свел глаза к носу и шлепнул Телесика по звонкому животу.
– Неужто шутка вас коробит?
– Филателист я, вот я кто.
Щенок сидел на веранде. Он бодрился, хотя, по всему видать, чувствовал себя несколько связанно. Алешка гладил его по шерсти. Вокруг реагировали члены семьи.
– Нет, это не пудель, - сказала бабушка и была, как всегда, права. Глупые вы с Алешкой, но пусть, конечно, Живет.
Дед потрогал несоразмерно большие щенячьи лапы, упругие усы, оглядел Алешку и ничего не сказал.
Кот Синтаксис лежал на кушетке, вывернувшись кверху брюхом. Он настолько всех презирал, что даже слегка подмурлыкивал, чего, как заметила бабушка, последние три года от него никто не слышал. Дед стал слегка подталкивать его на край кушетки. Кот замолчал, но даже не открыл глаз, хотя голова его свесилась вниз. Наконец он боком сполз на пол и остался лежать не шевелясь. И лишь когда бабушка стала подсмеиваться над ним, кот вскочил и окрысился на окружающих. Хвост его выгнулся и задрожал.
– С-сатон, - сказал кот.
– Псся!
– Что ли, он говорить научился?
– ни к кому не обращаясь, спросил кибер.
– Ругаться он с детства умел, с котячьего возраста, - ответила бабушка. А говорить, сколько Алешка с ним ни бился, не хочет. Ленив.
Кот, не глядя по сторонам, ушел в сад, отряхивая лапы. Впрочем, к обеду он вернулся.
Мангуста Бьюти возлежала на спине золотого дельфина: две такие скульптуры украшали вход в здание центра. Бьюти равнодушно посматривала сверху на ожидающих. По стриженой траве прохаживались, перебрасываясь фразами, лучшие люди планеты. В позе полного сосредоточения, подняв лицо к солнцу, сидел Рахматулла. Он не дышал уже минут двадцать и не отвечал на вопросы. Пояс космонавта - лишь три человека на Земле были удостоены столь высокой награды опоясывал его обнаженный торс. Рядом, с чертенком на руках, стоял Иван Иванов. Чертенок, небольшой, с кошку, сонно помаргивал, потом положил голову с маленькими витыми рожками Ивану на плечо и сладко зевнул.
– Настоящий?
– спросил Нури.
– Более чем. Можете проверить.
– Свят-свят. Сгинь, нечистая сила!
– сказал Нури и перекрестил чертенка. Тот никак не реагировал на заклятие, только в воздухе слегка повеяло серным ангидридом.
– Адова эманация, - извиняющимся тоном сказал Иван.
Чертенок удобнее уместился у него на руках, пробормотал:
– Идет коза рогатая...
– И заснул.
Кутаясь
– Чертенок - это хорошо, - серьезно сказал Хогард.
– Но меня интересует, почему ИРП? Я получил вызов и удивился. Конечно, приехал. На дважды сгорбленном верблюде. Но нас здесь не так уж много.
– Желающих с избытком, - сказал Нури.
– Просто сегодня день экзаменов во всех центрах реставрации. Сто центров, и в каждом по десять человек. А почему в институтах реставрации? Полагаю, потому, что требования к нам слишком уж противоречивы.
– Требования...
– Ну, вам-то бояться нечего. Правда, Бьюти?
Бьюти разинула пасть, показав розовую пружинку языка, и отвернулась.
– Доктор Нури Метти, вас просят подняться в кабинет директора Института Реставрации Природы, - послышалось из динамика над входом.
– Значит, вы первый. Не знаю, хорошо это или плохо. Я как-то волнуюсь, сказал Иванов. Чертенок завозился у него на руках, приоткрыл один глаз и крикнул вслед Нури:
– Ни пуха ни пера!
– Иди к черту, - пробормотал Нури, закрывая кабину лифта. Он еще успел заметить, как исчез чертенок, как замахал пустыми руками Иван Иванов, и, поднимаясь, услышал его крик:
– Что вы наделали, Нури! Я с таким трудом приручил его...
Подъем был стремителен. Не меньше полутора жи, прикинул Нури, ощутив легкое головокружение. Сверху, с широкой площадки, кольцом опоясывающей верхушку здания, голубая бухта казалась небрежным мазком, пририсованным к океану. Вдали различалась граница зеленого массива, гигантским полукружием огибающего бухту. Владения океанского филиала ИРП отсюда, с высоты километра, просматривались почти полностью.
Кабинет директора был огромен и почти пуст. Взгляд упирался в зеленый квадрат посередине. В квадрате разместились карликовые джунгли: самое высокое деревцо было едва по пояс Нури. Над этим лесом висел белый сфероид, а напротив за старинным письменным столом разместился Сатон. Он взглядом указал Нури на кресло рядом и постучал пальцем по столу.
Из джунглей на лужайку вышел крошечный олень. Это был настоящий олень, без всяких фокусов, грациозный и удивительно пропорциональный. Он замер, вскинув голову, увенчанную маленькими ветвистыми рогами, и было видно, как под коричневым бархатом шкурки шевелятся мышцы. Олень топнул ногой - мелькнуло глянцевое раздвоенное копытце - и двинулся вокруг стола. Сатон поднял его, поставил на стол, достал из ящика кубик соли и положил себе на ладонь. Олень обнюхал кристалл и начал сосредоточенно облизывать его.