Экземпляр
Шрифт:
Костя нехотя — не вылезала из головы ассоциация со школьной раздевалкой после урока физкультуры — стянул джинсы, напялил вместо них черные классические брюки со стрелками, вместо серого свитера натянул белоснежную сорочку, а поверх сорочки накинул пиджак.
— Ценник оторви, — предупредил Женька. — Ладно, потом отрежем, а то мало ли что.
Костя подошел ближе к зеркалу.
— Ох, ни хера! А неплохо!
— Это Александр Маккуин, — деловито сообщил Женька.
— Где?
— Пиджак! — прикрикнул Женька. — На тебе пиджак от именитого британского дизайнера за двести пятьдесят тыщ рублей.
— Боже мой, я чувствую себя валютной проституткой! —
— Ты похож на долбоеба, — беззлобно засмеялся Женька.
— Это мое обычное состояние, — ответил Костя.
Тут Женька достал из кармана телефон, что-то быстренько написал и засунул айфон обратно в карман.
— Жрать хочется, — проинформировал Женька. — Я написал, чтобы нам принесли чего-нибудь сытного.
Через некоторое время в проеме двери показалась миниатюрная девушка со светлыми волосами, убранными в высокий хвост. Перед собой девушка катила сервировочный столик на колесиках. А на столике — м-м-м, боже мой! — стояли две огромные тарелки с пельменями, а между этих тарелок, довершая композицию, разместился соусник в форме рыбки.
— Спасибо, Юленька! — Женька расплылся в довольной улыбке и подкатил столик к себе.
Эта Юленька была не столь эффектной, сколь ее коллега Марта, — возможно, из-за отсутствия хищного макияжа, — но и она была вполне миловидной. Она удостоила Костю долгим очень выразительным взглядом, потом кивнула Женьке и, не произнеся ни слова, ушла.
— Это твой персональный консультант по пельменям? — поинтересовался Костя.
— Юленька — моя ассистентка, — объяснил Женька.
Придвинули два стула, уселись и начали есть. Пельмени были что надо, изумительные пельмени. Тут Костя в голос заржал из-за грандиозного несоответствия.
— Ты чего? — Женька чуть вилку не выронил от удивления.
— Дорогой дневник, — выразительно, как на уроке литературы, произнес Костя, — сегодня произошло странное: я впервые ел пельмени в костюме от Александра Маккуина за двести пятьдесят тысяч. У меня все.
Он отодвинул стул, чтобы вдоволь, как полагается, держась за живот, просмеяться, а потом его примеру последовал и Женька — тоже отодвинул стул и тоже схватился за живот — и они оба начали ржать в голос, как в школе на последнем уроке, когда нет сил слушать нудного учителя, и смешит уже любая ерунда, и вот сначала смеется двоечник с последней парты, а потом по цепочке смешинки передаются всему классу, и последней начинает тихо посмеиваться сама учительница, понимая, что ничего с этими оболтусами она уже не сделает. Когда пришла Юленька забирать тарелки, то, конечно же, сильно удивилась открывшейся ей сцене и, скорее всего, подумала, что эти двое чокнулись прямо здесь, в огромной квартире, но решила никак этот факт не комментировать, а просто молча забрала подносик с тарелками.
— Мы вообще-то опаздываем! — встрепенулся Женька и даже подскочил со своего места, моментально перестав смеяться. — Векслер, он, знаешь ли, проволочек не любит.
— То есть как опаздываем? Сейчас же не больше трех дня… ой…
Костя
— Дружище, ты разве еще не привык?
Едва он проговорил эти слова, как раздалась характерная айфоновская мелодия звонка. Женька протянул руку за телефоном.
— Да, господин Левандовский. Да, конечно. Не извольте гневаться, господин Левандовский. Слушаем и повинуемся, господин Аристарх Феликсович. Сию же секунду. Да не оторвет, не переживайте, максимум зажарит на адском огне. Нет, не фигурально выражаясь. Буквально, — Женька, закончив оправдываться, швырнул телефон в сторону, точно тот раскалился. — Ты готов?
— Нет! — внезапно запаниковал Костя, до которого только сейчас начало доходить, что они едут на вечеринку к самому мэру. И так ему неуютно стало в дорогом костюме от именитого дизайнера, что аж по коже мурашки пошли.
— В темпе! — приказал Женька. — Шнелле! Форца! Бамос! Рапидо! — он подскочил, точно ошпаренный, и буквально-таки утянул Костю за руку. — Ты выглядишь офигенно, — выдал Женька торопливый и немного запоздалый комплимент. — Левандовский нас ждет.
Косте, влекомому встревоженным Женькой, пришлось поторапливаться — по лестнице они слетели вприпрыжку, точно школьники на перемене, а не тридцатилетние дядьки. Левандовский, как всегда в кожаном пальто и солнечных очках, ждал их возле подъезда и нервно курил. А рядом с подъездом был припаркован… о боги.
— Женя! — воскликнул Костя, не веря своим глазам.
— Ага.
— Ты тоже это видишь?
— Ага.
Костя готов был уже повернуться к Аристарху Феликсовичу, чтобы задать ему тот же вопрос, но вовремя спохватился, поняв, что это будет звучать несколько цинично. А рядом с подъездом, длинный, как такса, и черный, как южная ночь, был припаркован лимузин. Непонятно какой марки — шильдика попросту не было. Может, по спецзаказу делали. Идеально чистый, стекла тонированные — видимо, чтобы прохожие не могли подсмотреть за тем, какие непотребства творятся внутри. Лимузин смотрелся на разбитой улице нелепо и странно.
— Звенящая пошлость! — запротестовал Костя. — Ты бы меня предупредил, я из дома фату бы взял, раз уж мы едем на чью-то свадьбу.
— Не капризничай, — буркнул Женя. — Мы едем на вечеринку к самому Роберту Векслеру. Не забывай об этом.
15
А в лимузине их уже ждала Ясмина, выглядевшая еще более безупречно, чем обычно: строгое черное платье, на плечи накинута крохотная белая шубка, такая тоненькая, можно пропустить сквозь игольное ушко, на губах помада цвета спекшейся крови. Ясмина выглядела как девушка, в которую определенно можно было влюбиться, и так ей шла эта пафосная обстановка, эти бегающие по салону розовые огонечки, и так она естественно смотрелась на этом сиденье из кожи буйвола, будто бы всю жизнь передвигалась исключительно на лимузинах, и даже за хлебом в ближайшую «Пятерочку» ее возил персональный водитель. Кстати, про кожу буйвола Костя прочитал в каком-то автомобильном журнале, кажется, «Клаксоне», и вот запомнил. Он много читал прежде о красивой жизни, но даже не мог помыслить, что когда-нибудь сам в нее угодит, причем с головой. Огонечки в салоне были от цветомузыки — в колонках ритмично ворчала какая-то старая попса из девяностых, а цветомузыка дергалась ей в такт, как безумная голограмма. Костя с Женькой уселись напротив Ясмины.