Экзорцист: Проклятый металл. Жнец. Мор. Осквернитель
Шрифт:
– Густав! Ты спятил?! Приказываю – остановись! – заорал лорд Лейн.
Густав промолчал, ему было не до того: второй латник попытался в длинном выпаде дотянуться до него мечом. Сотник уклонился, ухватил не успевшего выпрямиться пехотинца за запястье и рванул на себя. Потерявший равновесие солдат невольно шагнул вперед и тут же рухнул на пол, пропустив страшный встречный удар гардой кинжала в лицо. Запаниковавший командующий подскочил к двери, но брошенный сотником клинок глубоко вошел ему промеж лопаток.
– Что ж, какое-то время у нас теперь есть. – Переступив через тело лорда, Густав
Вильгельм Пятый промолчал. Ни угроз, ни криков. Просто стоял и смотрел, превратившись в подобие вырубленного из мрамора надгробного изваяния.
Хмыкнув, темный сотник выдернул из спины командующего кинжал и с нехорошей улыбкой направился к герцогу. И тут наследник престола его едва не достал: стремительным движением парень выкинул заведенную за спину руку, и Густав только в последний момент успел отбить в сторону нацеленный в грудь стилет. Заученным движением он ткнул юношу кинжалом и только потом сообразил, что перестарался – удар вышел смертельный. Не то чтобы последний из Сирлинов собирался оставлять паренька в живых, просто как-то слишком быстро все вышло. Даже толком почувствовать ничего не успел.
– Сволочь! – Вся невозмутимость вмиг покинула правителя Кельма, и он с кулаками набросился на убийцу сына.
Небрежным ударом тыльной стороны ладони сотник отшвырнул герцога к стене и задумался: с чего начать? Густав долго, очень долго готовился к этой встрече, но полагал, что у него будет несколько больше времени дать понять его высочеству, сколь серьезную ошибку тот совершил, обвинив Ульриха Сирлина в чернокнижии.
А времени и в самом деле почти не осталось: в коридоре послышались крики, кто-то толкнул предусмотрительно запертую дверь, а мигом позже в нее с глухим стуком врезалось тяжелое лезвие топора.
– Не судьба! – печально вздохнул Густав и посмотрел на забившегося в угол властителя Кельма. Ухватив за волосы, сотник поставил герцога на ноги и по рукоять вогнал лезвие кинжала ему в самый низ живота. При всей своей одержимости местью, Сирлин оставался реалистом, – а сдохнуть лишь из-за желания полюбоваться предсмертными мучениями врага… Глупо, и не более того.
– Ты пожалеешь! – прохрипел царапавший ногтями дубовые доски пола Вильям Арк и вновь закашлялся – на сей раз из-за хлынувшей горлом крови.
– Уже жалею, – фыркнул Густав и пнул его в перекошенное лицо.
Он и в самом деле жалел, что не задержался в Нильмаре и не выяснил, как защитники умудрились отправить на тот свет одного из Высших. При всем желании повторить этот трюк с Вильямом у него не было никакой возможности. И это тоже было… достойно сожаления.
Оглянувшись на уже ходившую ходуном дверь, сотник склонился к скорчившемуся на полу Арку и ухватил его за плечи. На миг ощутил лютую злобу и растерянность Высшего, и принялся вырывать из советника командующего потустороннюю силу. Долгие годы Густаву приходилось собирать ее буквально по крупицам, и яростное сопротивление прятавшегося в душе человека беса никакой роли сыграть не смогло. Вскоре Вильям Арк и вовсе потерял сознание, уподобившись опустевшему сосуду.
А вот темный сотник, напротив,
– Жги! – во весь голос рявкнул Густав, и карауливших ворота королевских пехотинцев буквально смел шквал легко пробивавших доспехи болтов.
Солдаты Темной сотни побросали разряженные арбалеты и подхватили заранее снаряженные, но стрелять было уже не в кого – маячившие на дальнем конце двора у входа в донжон стражники герцога бросились врассыпную.
Вокруг правого кулака темного сотника вновь начало разгораться призрачное пламя, и, нисколько не колеблясь, он прыгнул вниз – на неровную брусчатку двора. Заклубившиеся со всех сторон потоки силы подхватили Густава в полете, мягко опустили на землю и, в один миг сгустившись, огненной плетью стеганули по ворвавшемуся в ворота замка отряду верховых.
Объятых черным пламенем латников сорвало с лошадей и разметало по двору, а горстку чудом не задетых заклинанием кавалеристов из арбалетов выбили подоспевшие головорезы.
– Ловите лошадей! – заорал Густав, с мечом в руке перепрыгнув через валявшиеся у ворот трупы. – Надо убираться из города!
– А как же присяга? – весело поинтересовался нагнавший командира Жак Бортье и закинул арбалет на плечо. – Его величество будет недоволен…
– К бесам его величество! – расхохотался Густав Сирлин, впервые за долгие годы почувствовавший себя по-настоящему свободным. И пусть теперь его будут травить, подобно распробовавшему вкус человеческой крови зверю, – плевать! Бушевавшая в сотнике сила требовала выхода, и, начав во все горло распевать песню висельников, он вскочил в седло лишившегося хозяина гнедого коня. – Всех к бесам! Всех!..
Глава 3
Экзорцист. Начало игры
Месяц Святого Себастьяна Косаря
Странные все же существа люди. Странные и очень разные. Кто-то может ни на минуту не оставаться наедине с собой и при этом чувствовать себя столь же неприкаянным, как выброшенный на необитаемый остров мореход. А кто-то, день-деньской пропадая в лесах в компании разве что охотничьей собаки, будет вполне доволен жизнью.
Возьмем вот, к примеру, меня. Одинок ли я? Вовсе не уверен, что могу с чистой совестью ответить на этот вопрос утвердительно. Но и обратное утверждать было бы по меньшей мере неправильно. Все-таки одиночная камера – это не пансионат для благородных девиц.
С другой стороны, как можно остаться наедине с собой, если каждые полчаса с пунктуальностью песочных часов приоткрывается окошечко на обитой железными полосами двери и в нем мелькает хмурая физиономия замученного рутиной надзирателя? И пусть на этом наше общение с тюремщиком и заканчивается, лучше бы его не было вовсе.
Нет, я не рою подкоп, не подпиливаю прутья перегородившей узенькое окошко решетки и не пытаюсь ложкой раскрошить раствор, скрепляющий каменную кладку стен. И даже задумки, как покинуть сие слишком уж гостеприимное заведение, посещают меня исключительно после на удивление сытной, по меркам королевских исправительных учреждений, кормежки.