Экзорцист: Проклятый металл. Жнец. Мор. Осквернитель
Шрифт:
– Мне за собой столько не увести, – нахмурился сотник и невольно пригладил ладонью короткую бородку.
Даже стоя на краю, он прекрасно чувствовал разлившуюся под ногами потустороннюю силу и лютую злобу заточенного в яме легиона бесов, который выманили из родной стихии, использовав в качестве приманки мертвые тела.
– Это не проблема, – усмехнулись за спиной Густава, и темный сотник, вздрогнув, быстро отступил от края котлована. С непонятным выражением лица глядевший на него из-под не успевшей толком просохнуть шляпы Высший указал на стоявшего поодаль темноволосого мужчину средних лет: – Мы приготовили сосуд.
– Сосуд? –
Больше не нуждаясь в подсказках, Густав Сирлин ухватил мужчину за плечи, уставился в его пустые глаза и потянулся к бурлившей внутри сосуда энергии. Только потянулся – и она хлынула смывающим усталость и раздражение потоком, заставила забыть про Кельм и кровную месть, в один миг развеяла опасения по поводу предстоящего штурма. Сейчас сотник мог в одиночку пойти на штурм Нильмары – и победить. Он больше не был хрупким человеком, он стал кем-то большим; почти достиг совершенства, к которому стремился всегда. Но – почти…
Чувствуя, что еще немного, и у него просто закипит кровь, Густав заставил себя разжать ладони и отступил от седого старика с изборожденным морщинами лицом и глубоко запавшими глазами. Тот покачнулся и навзничь повалился на землю.
– В яму?
– Пожалуй, нет, – опустился на колени рядом со стариком Высший в плаще. – Он опустошен не до конца…
– Послужит еще раз?
– Вполне.
– Пора выступать, – заторопился Густав Сирлин, которому обычно доставались лишь жалкие крохи переполнявшей его сейчас силы.
Тело горело огнем, руки дрожали, но сотник знал: когда дойдет до дела, он вновь станет самим собой. И пусть потом его еще долго будет преследовать послевкусие собственного величия, сейчас он был почти счастлив.
– Уже скоро, – успокоил его Высший в плаще. Второй повелительно махнул рукой, и несколько солдат, опустив в яму лежавшие неподалеку лестницы, бросились прочь от начавших медленно взбираться наверх мертвецов. Неупокоенные гроздьями облепили перекладины, мешали друг другу, срывались и падали вниз; некоторое время Густав с усмешкой наблюдал за происходящим, а затем скомандовал:
– Барабаны!
Четкий ритм армейских барабанов помог собраться с мыслями, и, поймав саму суть разносившегося над лагерем строевого марша, сотник швырнул ее в котлован. Затянул превращенный в ошейник ритм и приказал моментально прекратившим барахтаться мертвецам:
– Вперед!
Скованные волей темного сотника покойники начали по одному выбираться из ямы и строиться в неровные шеренги. Где-то поблизости и при этом будто в другом мире гудели сигнальные рожки, слышались крики сержантов и офицеров, но для Густава теперь имел значение лишь выбиваемый барабанами ритм. Сомнения и колебания были отброшены прочь, и почувствовавшие уверенность хозяина неупокоенные двинулись к пролому в городской стене. Не строем, но уже и не беспорядочной толпой.
А Густав заставил биться переполнявшую его силу в такт барабанам и направился вслед за мертвецами, подобно подгонявшему стадо пастуху. Вселившиеся в мертвые тела бесы были слишком слабы, чтобы противиться его воле, но, удалившись, вполне могли набраться решимости разорвать сковывавшие их чары.
Незаметно от земли начал подниматься туман. Туман укутывал размеренно шагавших к стенам мертвецов, превращал одного неупокоенного в двух, нагонял ужас на наблюдавших за приближением вражеского войска защитников города. Туман подавлял волю солдат Нильмары и заставлял их бежать прочь. Сотворенные
А Нильмара встречала захватчиков тишиной. Ни барабанного боя, ни криков отдающих команды офицеров и десятников городского ополчения. И лишь когда мертвецы начали перебираться через заваленный обломками рухнувшей стены крепостной ров, стало ясно, что это вовсе не вызванная чарами Высших растерянность, а намеренное желание подпустить противника поближе и нанести сокрушительный первый удар.
Разом зазвучавший звон колоколов многочисленных молельных домов и часовен вмиг разорвал непроницаемую молочную пелену тумана и разметал уже заползшие в провал чары страха. Тут же с крыш домов, баррикад и стен полетели камни и стрелы, а когда порыв дувшего с моря ветра донес звучавшие в городе песнопения, добравшиеся до пролома мертвецы начали валиться с ног.
Но Густав к такому повороту событий оказался готов. Разжигая в себе ритм смолкавших один за другим барабанов, сотник швырнул его в мертвецов, и те вновь двинулись дальше.
Навстречу летели стрелы, дротики, горшки с углями, смолой и маслом; с крыш домов на мертвецов начали скидывать бревна и каменные плиты. И все же неупокоенные наступали. Шагали, утыканные стрелами и арбалетными болтами. Вспыхивали, облитые горящей смолой, и все равно брели вперед, будто восставшие из преисподней огненные бесы. Переломанными куклами валились с ног, сбитые булыжниками и бревнами. Замирали, проткнутые заостренными шестами, но, разрывая мертвую плоть, продолжали лезть на баррикады.
Будь нападавшие хоть и закаленными в боях ветеранами, но живыми людьми, атака давно бы захлебнулась, да и потери надолго подорвали бы боевой дух осаждавшего город войска. Мертвецам же страх был неведом, и Густав не переставал их подгонять, чувствуя, как тоненькими струйками истекает из него потусторонняя сила.
Да, сила утекала слишком быстро. Звон колоколов врезался подобно осадным орудиям, молитвенные песнопения дурманили сознание, жгли раскаленным железом и гнали прочь. Но наперекор всему Густав подбирался к баррикадам все ближе и ближе. Его давно перестало волновать, отвлекающий ли маневр эта атака, или Высшие и в самом деле рискнули поставить все на его карту. У сотника не осталось времени на досужие размышления: один за другим мертвецы падали на землю, и с каждой минутой отряд редел все быстрее и быстрее. Вот уже в ход пошли тяжелые топоры, и медлительные и безоружные покойники ничего не могли противопоставить отчаянно оборонявшимся горожанам.
И все же Густав Сирлин продолжал гнать отряд вперед, не считаясь с потерями. Несколько раз от его шлема и кирасы отскакивали стрелы, но он, стоя посреди заваленного мертвыми телами пятачка перед баррикадами, и не подумал озаботиться поиском укрытия. Отрешившись от разгоравшегося всего в паре дюжин шагов боя, сотник пытался перекинуть изливавшуюся из него потустороннюю силу облепившим баррикады мертвецам.
Где-то поодаль затрубили сигнальные рожки, послышался лязг оружия, крики рванувшихся на штурм Нильмары солдат Ланса, и именно это подвигло горожан на вылазку в отчаянной попытке расправиться с неупокоенными, которые мешали им перекинуть подкрепление на другие участки стены.