Экзорцист
Шрифт:
Верно или неверно? Имел ли он право решать подобное? Имел ли Валден право решать? Трусость? Смелость? Слабость? Воля? Все казалось каким-то неполным, неверным, не тем. Он не стал судьей, ведь всегда боялся судить и ставить себя выше, он лишь остановил бессмысленные игры с Тьмой, опасной самой по себе. Он выполнил свой долг, поступил верно, но почему тогда горечь не оставляла и внутри роились сомнения?
Из размышлений его вырвал маленький Артэм, вбежавший в его кабинет:
– Пап, когда мы уже домой пойдем?!
– воскликнул он со всей своей детской
Стен посмотрел на сына, все же постепенно смягчаясь. Маска беспристрастия, под которой пряталась натура экзорциста, медленно сползла с его лица, показывая усталость и печаль. Все же Стенет не мог врать своим родным, особенно любимым сыновьям.
Не говоря ни слова, он жестом позвал к себе сына и, усадив мальчика на колени, посмотрел в окно.
Уже медленно темнело. Городок затихал.
– Па,- начал было Артэм, но Стенет тихо прошептал:
– Сейчас пойдем.
Он затушил свечу на столе, но продолжил сидеть так, придерживая мальчика на своих коленях.
Его истерзанная сегодняшним днем душа просто грелась от тепла отцовских чувств. Сыновья, став его смыслом, были и его светом, единственным светом во всей жизни.
Сейчас, сидя в темном кабинете с маленьким мальчишкой на руках, он забыл про инквизицию, дела экзархата и цепные печати древних. Переставая быть воином и стражем, он становился просто человеком, отцом, доброй душой, которой очень не хватало тепла.
Улыбаясь тому, что маленькие ручонки с интересом щупают его пальцы, Стен все же ожил и смог на время забыть обо всех своих страхах и тревогах. Его дети были живы и здоровы, а большего он у неба и не просил.
– Ты устал за сегодня?
– спросил он у Артэма.
Мальчик, слега заскучавший, тут же ожил, весело улыбаясь:
– Не-а!
– воскликнул он.
– Сегодня было так интересно…
Он стал рассказывать, как много узнал и чему научился. Так они и направились домой вдвоем: вприпрыжку шагающий мальчик, рассказывающий отцу о травах и книгах так, словно мужчина мог этого не знать, и улыбающийся глава экзархата.
Однако насыщенный день дал о себе знать, и бодрость Артэма стала медленно исчезать. Его шаг замедлился, его рассказы сменялись вопросами, а стоило Стену взять сына на руки, как тот мирно уснул, бормоча что-то себе под нос о том, что он обязательно покажет, как правильно складывать из бумаги кораблики.
Стен привычно поцеловал мальчика в лоб и продолжил свой путь, но улыбка его быстро угасла. С энергией Артэма, который тихо, мирно спал, посапывая, исчезала и легкость на сердце Стена. Казалось, этот маленький мальчик разогнал тучи над головой отца, но стоило ему уснуть, и они сгустились вновь.
Гнетущее чувство вернулось, ложась на светлое лицо темной маской печали.
Именно с этой хмурой маской поверх улыбки, он и вернулся домой.
Его встретил недовольный, разгневанный взгляд Лейна:
– Его преосвященство соизволили явиться домой, вспомнили про смертных?!
– с язвительной иронией спросил Лейн, сложив руки на груди.
Страсти души Лейна соответствовали страстям отца. Для Лейна домой вернулся настоящий предатель, влезший в его тайны, чтобы разрушить часть жизни, важную часть.
Стена же не волновал язвительный сарказм сына, да и вообще он держался так, словно его все это не касалось. Ведь одного взгляда Лейна было достаточно, чтобы его расслабившаяся натура вновь облачилась в крепкие доспехи самообладания.
Он сделал вид, что совсем ничего не слышал, направляясь к лестнице.
– Эй!
– еще более гневно воскликнул Лейн. – Что, уже даже говорить со мной не станешь, высокомерный предатель!
Лейну было непонятно, каким же Богом возомнил себя отец, если смеет так самоуверенно судить людей?
– Я положу Артэма, и тогда поговорим, - только и сказал сыну Стен, чувствуя, как ему все труднее держать себя в руках.
Он действительно спешил положить спящего мальчика в теплую постель и поцеловать его в лоб, как он делал это обычно. Но покоя его сердцу сегодня было не видать.
Как говорить с Лейном, он не знал. Они были похожи, но в то же время были совершенно разными. Разбалованный Лейн, эгоистичный, самовлюбленный, страдающий без материнской любви, не мог понять отца, знающего, что такое учиться на голодный желудок, розги, и почему работать – это тяжело. Слишком разную жизнь они прожили, чтобы понимать друг друга по-настоящему.
Сидя у постели Артэма, Стен предпочел бы провалиться куда-нибудь, но не разговаривать сейчас с Лейном. Он не чувствовал в себе сил для подобного разговора. Он знал, что его выдержка себя практически исчерпала, а разум уже терял способность искать решения, но он не забывал о том, что юношеские амбиции и страсти требуют не только всего самого лучшего, но и - сию минуту.
В его сыне не было терпения и покорности, он хорошо это знал, не забывая, что и сам не обладает подобными качествами. Он слышал злобное топанье там, внизу, и это угнетало его еще сильнее.
Выдохнув, Стен встал, понимая, что разговор отложить не удастся. Теперь оставалось лишь спуститься и пройти еще один бой с собственным негодованием, но этому бою не суждено было состояться в том виде, в котором он его ждал. Прежде, чем Стенет спустился, за Лейном захлопнулась дверь. Его своенравный сын не смог вынести подобного пренебрежения.
Эта закрывающаяся дверь была настоящей пыткой для Стена. Он уже видел, как уходил родной человек, больше он не хотел этого переживать. Помчавшись следом после недолгого оцепенения, он надеялся найти мальчишку, но все его попытки были не больше, чем беспомощным метанием по округе.
Город, тем временем, спал, исчезая во мраке. Огни гасли.
Единственным неспящим местом была таверна на окраине города, живущая скорее по ночам, чем при свете дня. И именно к ней, словно мотылька к свету, приманило Стена. Смех, шум, запах курева и предвкушение выпивки. Как же давно это было частью его жизни. Словно позабытая реальность, этот трактир предстал перед экзорцистом, как наваждение.