Экзорцист

Корнев Павел Николаевич

– А он чего не на празднике? – удивился я.

– Семейное дело, должен же кто-то работать, – пожал плечами Пратт. – Ладно, отбираем бывших военных, моряков и рыбаков. Ты выписываешь номера, я проверяю текущее местонахождение.

– Договорились. – Такой расклад меня вполне устраивал: я никак не мог решить, стоит ли говорить напарнику о Рыбаке. Ладно, дальше видно будет.

Отобрать пятнадцать кандидатов на работы в доках заняло не более четверти часа. Оно и понятно: сами по себе заключенные нас интересовали

мало. Кто первый подходящий попался, того и выписали. Правда, пришлось повозиться, выискивая в толстенных книгах настоящее имя Рыбака, но на мое счастье Джек как раз переписывал на чистовую четырнадцать остальных избранников адмиралтейства.

– Зови командира, – выглянул он в коридор к переминавшемуся с ноги на ногу тюремному охраннику. – Да живее, живей! Якорь тебе в зад!

Зять барона не заставил себя долго ждать. Прочитал список, скривился, будто углядел в нем собственное имя, но чинить препятствий не стал и велел пришедшему с ним надзирателю организовать передачу заключенных флоту.

Собрать и погрузить в фургон закованных в цепи каторжан оказалось делом нехитрым. А вот на оформление всех сопутствующих бумаг ушла уйма времени. Только чернила да бумагу зря переводят…

– Остановимся по пути? – предложил я Джеку, когда за фургоном медленно закрылись створки тюремных ворот.

– Нет, – поежился от прохладного ветерка рыжий. Сидели мы с ним на козлах рядом с возницей и потому продрогли до такой степени, что зуб на зуб не попадал. Хотя настроение как раз было вполне на уровне. Еще бы только убедиться, что наше предположение насчет личности убийцы верно. – Ты специально отбирал того последнего парня?

– Угу, – ничуть не удивился высказанной догадке я. – Если в тюрьме что-то нечисто, мы будем об этом знать.

– Еще один старый знакомый? – прищурился Пратт.

– Знакомый старого знакомого, – усмехнулся в ответ я.

– Тогда в первую очередь займемся им.

– Заметано.

– Привет, Рыбак, – улыбнулся я, когда два дюжих охранника завели в подвал худощавого заключенного лет сорока. От прогулки по подземным коридорам здания королевской надзорной коллегии ему явно было не по себе, но меня он узнал сразу.

– Здравствуй, Себастьян. – И короткий кивок в сторону Пратта: – Он с тобой?

– Проходи, – подтолкнул Рыбака охранник к стоявшему посреди подвала стулу, в два счета затянул ремни и вышел из комнаты.

– А это еще зачем? – тяжело вздохнул каторжанин.

– Формальности, – поморщился я. – Сурок весточку успел передать?

– Да.

– Тогда ты знаешь, что нам нужно, – уставился на заключенного Джек.

– Откуда? – попытался безуспешно пожать плечами Рыбак. – Спрашивайте.

– Что ты можешь сказать об Эдварде Рохе?

– Бывший королевский стрелок, – наморщил лоб заключенный. –

Сам с ним не общался, но говорят, живет в блоке для счастливчиков.

– Счастливчиков? – встрепенулся Пратт.

– Ну, кто может себе позволить, платят барону и живут в отдельном здании. Чтобы, значит, с быдлом вроде меня не общаться. И на работы их не отправляют.

– Много платят? – ничуть не удивился подобному побору Джек.

– Не знаю. Меня это как-то не интересовало.

– Самому барону платят? – уточнил я.

– Нет, конечно. Кто-то из мелких сошек золото собирает. Но они ведь там все родня. Понятно, к кому денежки стекаются.

– Еще что-нибудь о Рохе знаешь?

– Пожалуй, нет.

– А чтобы не на рудники отправили, а куда полегче, тоже барону платят? – зевнул я.

– Старшим надзирателям. Они наверняка делятся.

– Со стороны часто заключенных на работы привлекают? – Джек понял, к чему идет разговор. – Ну там урожай убирать или лес вырубить?

– Редко, – ненадолго задумавшись, ответил Рыбак. – Мороки с нашим братом много. Того и гляди или сбежит кто, или того хуже. Обычно малолеток или женщин брать стараются. Или тех, кому суд исправительные работы назначил. У нас таких не держат. Тут барон мимо денег пролетает.

– Вот как? – теперь уже задумался Пратт. Интересно, зачем тогда подстреленный землевладелец каторжан к себе на поля брал? Да если разобраться, он на охрану больше тратился! – А говорят, куда-то за полночь вашего брата гоняют?

– Было дело, – кивнул каторжанин. – Да только понимающие люди готовы и сами приплачивать, чтобы туда не взяли.

– А что так? – насторожился я.

– Некоторые оттуда не в себе возвращаются. А некоторые и вовсе пропадают. Был человек – и не стало.

– Остальные что говорят?

– Ничего не говорят. Никто ничего не видел. Просто утром просыпаются, а человека нет. Бывает, правда, через месяц-другой их какими-то пришибленными обратно привозят. Но редко.

– Пришибленными – это как? – заинтересовался я и покрутил пальцем у виска. – Немного того?

– Да нет, соображают они нормально, – шмыгнул носом Рыбак. – Только нелюдимые больно. С корешами общаться перестают. Молчат все больше. На вопросы не отвечают.

– И никто их расспросить не сумел? – удивился Джек.

– Да от них избавляются почти сразу. Сначала к счастливчикам отселяют, а потом досрочно освобождают. Чтоб глаза, значит, не мозолили.

– Уведите его, – приоткрыл дверь Джек.

– И куда теперь? – погрустнел Рыбак.

– Поишачишь пока на королевских верфях, потом как тех юродивых – на волю, – пожал я плечами. – И смотри, никому о нашем разговоре ни слова. Услышит кто не тот и отправишься на корм рыбам. Ясно?

– Ясно.

Конвоиры вывели каторжанина из комнаты, и Джек тут же повернулся ко мне: