Экзотические птицы
Шрифт:
— Да оставайся, Сеня, оставайся! — сказала Тина и в первый раз осторожно погладила его по спине.
Барашков с женой на цыпочках, чтобы не привлекать внимание собаки, прошли по коридору и с облегчением закрыли за собой дверь, а сенбернар остался на коврике, и вид у пса был такой, будто он размышлял: «Они думают, что я не заметил, как они смылись. Пусть думают. Но эта женщина, кажется, добрая. Хорошо меня угостила… — Тут с ладони Тины опять исчез кусочек колбаски. Мысли пса потекли дальше: — Здесь пахнет мышами… В общем, знакомый животный дух».
— Сеня ты Сеня!
Тина вздохнула, задумалась о чем-то, присела рядом с собакой на пол. Мистер Ризкин освоился быстрее всех и заботливо начал чистить задние лапки. Собачья шерсть приятно грела Тине больной бок. Стрелки часов медленно двигались к наступлению последнего часа уходящего года. Вдруг Сеня тоже вздохнул, повернулся на бок и вытянулся на коврике поудобнее.
В фешенебельном доме, принадлежащем московскому правительству, собирались гости.
— О! Только все свои! — говорила по телефону, расхаживая . по квартире в нарядном брючном костюме, хозяйка дома. — Обе дочки с мужьями, обе внучки с куклами, — лучезарно улыбнулась она, сверкнув новыми зубами и по дороге с удовольствием взглянув в зеркало. Хозяйку было невозможно узнать. Ее прежние голубые волосы Мальвины были надежно выкрашены в золотисто-русый цвет, который необыкновенно шел к ее новому лицу. Гладкая нежная кожа, практически без морщин, была покрыта ровным загаром; двойной подбородок бесследно исчез, шея высилась из выреза костюма дорической колонной. Приехавшая с опозданием старшая дочь, по ряду обстоятельств впервые увидевшая мать после операции, не могла скрыть своего удивления:
— Мама, ты выглядишь лучше меня!
— И меня! — сказала подошедшая младшая.
— И меня! — пробасил муж, который с трудом узнавал жену в этой женщине с совершенно непривычным для него молодым лицом. Ему даже казалось, что в молодости оно было все-таки не так красиво… Но, во всяком случае, его устраивало, что теперешнее лицо очень нравилось самой жене, и значит, он тоже был доволен.
— Мама, ты должна дать мне телефон своего доктора! — сказала старшая дочь.
— И мне! — сказала младшая.
— Знаете, девочки! — вздохнув, сказала мать. — Я, конечно, рада, что смогла пройти через это, и мне нравится мое теперешнее лицо, но все-таки у меня появилось ощущение на уровне подсознания, — дама кокетливо ткнула пальцем в прическу, определяя, где именно оно у нее находится, — что в Швейцарии мне сделали бы операцию лучше! Поэтому все-таки надавите на своих мужей и поезжайте туда! Там спокойнее и приятнее!
Девочки переглянулись, каждая прикинула свои возможности, и гуськом отправились за матерью к столу сделать последние приготовления к общему празднику.
Ника Романова в этот же час, пританцовывая, расчесывала перед зеркалом свои роскошные
— Мам! Ну, я готова! Сейчас ухожу!
Нонна Петровна поспешила из кухни с большим пирогом в руках.
— Поешь перед дискотекой, а то закатишься на всю ночь!
— Да там будет шведский стол! — Но пирог издавал такой заманчивый запах, что Ника все-таки отколупнула корочку. — Вкусно как, мамочка! — с набитым ртом проговорила она.
«А ведь еще совсем недавно она говорила так, что невозможно было ничего разобрать! А теперь звуки выговаривает четко, а мы этого уже не замечаем!» — подумала мать и притянула девушку к себе.
— Все-все, хватит! Помаду размажу. — Ника привычно сунула руку в карман за носовым платком, но вытянула оттуда вместо платка какие-то листочки. Удивилась, быстро пробежала их глазами, нахмурилась.
— Что это у тебя? — спросила мать.
— Да ну, ерунда всякая! Пусти! — Дочь сделала попытку бежать, но недаром Нонна Петровна фигурой походила на бульдозер.
— Стой! Дай-ка сюда! — Она властно сунула руку в карман куртки.
— Ну вот, я опаздываю! — затрещала Ника. — Сейчас за мной уже придут! — И, посмотрев на себя последний раз в зеркало, устремилась к выходу. Навстречу ей в дверь шумно ввалилась компания из пяти человек. Особенно выделялся высокий парень, по-хозяйски обнявший Нику за плечи. Она ласково и кокетливо прильнула головкой к его плечу. — Ну, пока, мам!
«Ох, ветреница! — покачала головой мать. — Серега где-то на Дальнем Востоке, а тут уже новый ухажер! — Женщина вздохнула, присела на диван, надела очки. — Да ведь надо правду сказать, дочка после операции стала опять хорошенькая! И губа у нее совсем не торчит!» И она поднесла листочки к глазам.
«Что это такое? Расписка! В получении денег! От Сереги! — Нонна Петровна охнула. — Значит, доктор-то и вправду денег не брал! Это же она дружку своему все спровадила, потому и молчала! Ой Боженька, горе мое!»
Нонна Петровна накинула шаль и побежала к соседке звонить. Но когда в трубке пропели длинные гудки и послышался щелчок соединения линий, она растерялась, не зная, с чего начать.
— Алло! — отозвался равнодушный сонный голос.
Азарцев все это время спал. А когда не спал, лежал в одном и том же положении на диване, не зажигая света, прокручивая в воображении картины своей жизни.
— Дерьмо! Какое все дерьмо! — говорил он, снова засыпал и видел перед собой то маленькую Олю, то молодую Юлю, то еще красивую Тину, то родителей, то каких-то малознакомых людей. И все время виделось ему, что шаг за шагом он делает какие-то неверные поступки, совершает ошибки и все люди начинают быстро отодвигаться от него, удаляются, удаляются и совсем исчезают.
«Сначала умерли родители, потом исчезла Тина, погибла Оля. Я — дерьмо!»
В это время и зазвонил телефон, и после молчания в трубке раздался сбивчивый голос. Он даже вспомнил имя тетки, звонившей ему сейчас, но называть ее по имени-отчеству не стал. Она сбивчиво рассказала ему про деньги и попросила прощения.