Эль Дьябло
Шрифт:
…Олег пришёл в себя. Опасаясь всего на свете, осторожно приоткрыл один глаз. Прямо перед ним колыхалось растение жёлтого цвета. Он повернулся, и ему укололо щёку. Трава. Сухая трава. Олег лихорадочно покрутил головой. Так. Кажется, он на пригорке, посреди луга… Судя по пожухшим травинкам, сейчас наблюдается осень. Небо налилось свинцом: с минуты на минуту вниз упадут капли холодного дождя. Поле простёрлось вплоть до горизонта, кое-где светятся желтизной стога, за спиной – лес с ёлками и белыми деревцами, – похоже, берёзы. Стога. Если некто собирает сено в скирды, стало быть, здесь существуют коровы… Их режут на мясо, и они уж точно дают молоко.
Он больше не в мире порно. Он всё-таки вырвался.
Олег зажмурил глаза, вспоминая случившееся в хижине Великой Праматери. Когда они с Жанной зашли туда, в помещении было темно, и это неудивительно – зачем слепой женщине включать свет? Колдунья спросила их, доставлены ли остальные артефакты. После утвердительного ответа устроила проверку: брала пальцами, щупала, подносила к носу. Наконец сморщенные губы старухи раздвинулись в ухмылке. Она ещё раз предупредила, что не ручается за успех, однако сейчас же начнёт готовиться к ритуалу.
Собственно, церемония продолжалась считаные минуты.
Вытащив из ящика заранее приготовленного питона (змеи в мире порно активно использовались начиная с фильмов Чиччолины) [9] , она на ощупь ловко отсекла рептилии голову. Сцедила кровь в специальную чашу. Туда же истолкла ступкой кость монахини. Высыпала пепел существа из другого мира. Тщательно перемешала… Она действовала так уверенно, так быстро и точно, словно у неё были глаза. Полученную смесь Праматерь, делая осторожные шаги, поставила на угли, шипящие внутри бронзового котла посередине комнаты. Предупредила, что сейчас вернётся с Фаллосом Основания, отошла в сторону и… исчезла. Дальше Олег уже почти ничего не помнил. Неожиданный блеск чьих-то зелёных глаз в углу. Фигура, отделившаяся от стены. Ледяная ладонь в его руке. Вспышка яркого голубого пламени. И полная ТЬМА.
9
Итальянская порнозвезда восьмидесятых годов во время съёмки отдельных сцен использовала питона в нетрадиционных целях. Питон не пострадал.
Смолкин с трудом распрямился во весь рост.
Надо найти людей. Хоть каких-нибудь. И определиться, куда именно его занесло. В воздухе внезапно послышался тяжёлый гул. Олег посмотрел вверх и замер в удивлении: на низкой высоте, буквально на бреющем полёте, «шли» сразу девять самолётов. Их принадлежность угадывалась издалека – на овальных крыльях красовались чёрные кресты с белой рамкой. Олег открыл рот, провожая самолёты взглядом, и у него как-то резко заболела голова от внезапной догадки. «Только не это, – подумал он, заледенев в ужасе. – Господи, умоляю тебя, не допусти». Однако у Господа на Олега сегодня были свои планы. Со стороны леса вышла толпа людей – человек сто, самых разных возрастов – двадцать, тридцать, сорок лет. Мужчины в касках и серо-зелёной форме двигались не спеша, припечатывая грязь подошвами начищенных сапог. Рукава их мундиров были засучены до локтей, на шеях висели чёрные автоматы с длинными магазинами. Они смеялись, разговаривая на знакомом Олегу с детства отрывистом языке, выделяя слова «ахтунг» и «нох айн маль», а также часто прибавляли букву «я». Не в силах двинуться с места, Олег во все глаза смотрел на приближающихся к нему солдат, – он хотел закричать, но горло ожидаемо выдало лишь жалобный свист.
Вермахт. Немцы. КУДА ОН ВООБЩЕ ПОПАЛ?
За спиной щёлкнул металлом затвор. Олег закрыл глаза. Наверное, в таких случаях принято читать молитву, но ему, как назло, вспомнился лишь запах сдобного кулича на Пасху.
– Ты хто такой, твою мать? – послышалось сзади. – Руки подыми!
Русский язык. Да, ещё хуже. Наверное, вспомогательная полиция или местные СС.
Смолкин послушно воздел руки. В загривок весьма невежливо ткнули стволом:
– Повернись.
Олег повиновался. Направив ему прямо в грудь винтовку-«трёхлинейку» с примкнутым штыком, на него смотрел высокий, лопоухий и конопатый боец в выгоревшей советской форме с петлицами, без погон. Из-под пилотки выбивались светлые волосы.
– Фриц?
– Сам ты фриц, – огрызнулся Олег. – Русский я, не видишь, что ли?
– Одет ты как-то совсем чудно, – удивлённо ответил боец. – Портки на тебе синие, как быдто тёрли их долго, рубаха непонятная… А почему на ботинках слова заграничные?
– «Адидас», – объяснил Олег. – Фирма такая, немецкая.
Он сейчас же прикусил язык, но солдат расплылся в широчайшей улыбке:
– А-а-а, с немца, значит, снял. Наверное, братуха, ты в окружении был, иль специяльно переоделси? Фрица-то дохлого святое дело раздеть, а так любой политрук скажет: мародёрствовать в Красной Армии запрещено, сам понимаешь – сразу же к стенке.
В душу Олега закралось не слишком веское, но всё же значительное подозрение. Боец выглядел чересчур ИДЕАЛЬНО. Смолкин как будто бы видел его раньше. Олег посмотрел в конопатое лицо, и ему показалось, что над солдатом поработали профессиональный гримёр и стилист. Прекрасно уложенные волосы, обработанные пудрой щёки… Нужели?..
До них донеслась громкая немецкая речь.
Отряд вермахта подошёл совсем близко. Олег отчётливо различил погоны – широкая тёмная полоса, окаймлённая белым, – и серебряных орлов, распростёрших крылья на карманах гимнастёрок. Впереди, раздвигая траву стеком, надменно шествовал офицер.
– Бежим… – прошептал Олег. – Давай быстрее, пока нас не заметили.
– Бежать? – удивился боец. – Почему? Кто нам угрожает?
– Немцы.
– Энти, што ли?
– Ну да.
– Видно, ты с ума сошёл, братуха.
– Да, – слабым голосом подтвердил Олег. – Знаешь, я отчего-то тоже так думаю.
Боец нехотя, исключительно для вида, прицелился.
– Тут возни с ними на две секунды, – сказал он и сплюнул в траву. – Делов-то.
Конопатый выстрелил, и вокруг всё словно замедлилось.
Олег увидел: из ствола винтовки КРАЙНЕ неторопливо с язычком огня вылетела пуля (вся в дыму). Со скоростью примерно десять метров в час она поплыла к немцам и спустя какое-то (очень приличное) время врезалась в голову офицера. Кровь плеснула на фуражку с высокой тульей, и нацист, сделав комичные па, взбрыкнул в воздухе ногами и погрузился в траву. Все остальные немцы, подобно балетной труппе Большого театра, повисли и заколыхались, оседая наземь в причудливых позах. Фонтанчики крови красиво взлетали из открытых в предсмертной муке ртов, разбрызгиваясь в пространстве крупными каплями. «Слоу-мо, – в страхе подумал Олег. – Куча наших режиссёров обожает такой приём – и Бондарчук, и тот же Бекмамбетов…»
Замедленная съёмка внезапно прервалась.
На месте немецкого отряда лежала гора трупов. Не выжил ни один человек. Боец со скучающим видом оттянул назад затвор, наружу выскочила дымящаяся гильза.
– Как такое в принципе может быть? – прохрипел Олег, на глазах теряя рассудок. – Ты только что положил одним выстрелом целую роту! Они даже увидеть тебя не успели!
Красноармеец, закинув винтовку за плечо, равнодушно сворачивал козью ножку.
– Не знаю, – честно сказал он. – У нас тута почему-то всегда так. Немцы ваще дурачьё, плохие солдаты. Идут в атаку в полный рост, оруть на своём немецком, и мы их сразу кладём. Часто пьяные. Воюют хренова. Например, в Сталинграде мы в одном доме закрепилися, а фрицы не могли его неделю взять. По пятьсот человек на одного нашего потеряли, и как у них армия ещё не кончилась? У-у-у, нагнали танков, эсэсовцев полки, ужасть. А командир обороны этого дома взял да и вызвал на себя огонь нашей артиллерии. И сам погиб геройски, и немцев дивизию – в кашу. Вот так здесь, братуха.