'Эль Гуахиро' - шахматист (книга 1)
Шрифт:
– Да, "подвигов" у тебя, Рамиро Фернандес Гарсия, немало, - подытожил следователь.
– Говоришь, во время высадки ранил бойца береговой охраны? Что ж, сотню долларов на твой счет в Майами за это наверняка перевели. Не жалеешь, что пропадут?
Рамиро опустил глаза:
– Теперь уж все равно! Моя "Голубка" спета...
– Ты так считаешь? Значит, примирился с мыслью о смерти?
– Все равно...
– Ну... какая же у тебя тогда последняя просьба перед смертью? серьезно спросил следователь.
Рамиро задумался и тут же оживился:
– У меня их три. Три просьбы! Можно?
– Ну, давай!
– Сообщите матери и брату, что я все честно рассказал и покаялся. Потом скажите, почему меня взяли. А перед концом дайте сыграть партию с одним шахматистом... Его нетрудно найти в кафе...
Быстрые глаза следователя чуть улыбнулись:
– Ишь, чего захотел, "Эль Гуахиро" 1 - шахматист! Такая, кажется, у тебя кличка в ЦРУ?
1 Гуахиро (исп.) - крестьянин.
– Откуда вы знаете?
– Не все ли тебе равно? Ты ведь сам считаешь, что с этого света списан. Окончательно! Так? Рамиро Фернандес понуро уставился в пол.
– Ну да ладно, скажу! Ты был откровенен, и мы не останемся в долгу. Слушай внимательно: подвели тебя... шахматы. Вспомни, как ты выиграл последнюю партию. Тот, кого ты тогда победил, - лучший ученик Педро Родригеса...
Рамиро менее всего мог предположить, что виноват его тогдашний выигрыш. Молодой человек в спортивной рубашке, как только вышел из кафе, сразу же направился к небольшому зданию на тенистой улице. У входа он предъявил часовому удостоверение на имя Фауре Павона, начальника погранпункта на северном побережье Кубы.
– Сегодня 23 ноября 1972 года, - заметил часовой.
– Ну и что?
– Через неделю истекает срок!
– А! 3наю. Спасибо. Завтра получу новое.
– И он козырнул.
Пройдя к дежурному, Павон попросил разрешения связаться с Гаваной, с капитаном Родригесом из Центрального управления.
Всю ночь, утро и день местные органы госбезопасности проверяли личность "симпатичного" Гарсии. Собранного материала оказалось достаточно, чтобы отменить очередную шахматную партию в кафе...
– Ну, а что касается последней партии перед смертью...
– Казалось, никогда в жизни Рамиро не видел более искренней улыбки.
– То... ты подожди! Я думаю, до смерти далеко. Считай, что твой дебют получался гамбитным... и, возможно, он будет принят. Тогда ты еще поиграешь...
– И следователь встал.
Глава II.
МИТТЕЛЬШПИЛЬ
Студентки гаванской школы иностранных языков в три пары рук с трудом поспевали за одним рубщиком. Его мачете сверкал под лучами яркого солнца, и звуки срезаемых и разрубаемых на части побегов сахарного тростника сливались в одну звенящую песню.
– Смотрите, девочки, до обеда осталось полчаса, а я сегодня даже не устала, - смеясь, воскликнула самая маленькая из них.
Девушки, хрупкие на вид, но быстрые и энергичные, подбирали рассеченные стебли, очищали их от листьев и укладывали в ровные кучки. Первое время им было трудновато, они не могли угнаться за малоразговорчивым рубщиком и прозвали его "перпетуум мобиле".
– Перерыв!
– Из-за плотной зеленой стены в полтора человеческих роста, утирая пот с круглого лица, вышел толстячок - соломенная шляпа на затылке, рабочие перчатки под мышкой.
– Выключай мотор, Луис Гарсия! Дай отдохнуть телу, и душа запоет еще до приема пищи. Идем поразмыслим. Мусагет 1 зовет!
1 Предводитель муз, прозвище Аполлона, древнегреческого бога Солнца. покровителя искусств.
Рамиро не сразу остановился, ему до межи недоставало метров двадцать.
– Кончай, Луис! Я же вижу, ты пашешь уже завтрашнюю норму. Но я от тебя, сеньор Молчальник, не отстану. Сегодня я уже настриг, сколько надо. Останавливай,. Ну, будь человеком! Тебя приглашают выкурить сигару дружбы.
– Полчаса отсюда, полчаса оттуда. Где ж тебе хватит времени? продолжая рубить, спросил Рамиро у подошедшего.
– Не во времени суть, а в том, что руки успевают.
– Ты, Херардо, оттого, может, быстрее других норму выполняешь, что во время работы стихи сочиняешь?
– Вот и ты уже рифмуешь. А мои стихи не рифмуются и не укладываются. Они вообще, - Херардо обернулся, чтобы удостовериться, что их никто не слышит, так как девушки находились неподалеку, складывая тростник в кучки для погрузочной машины, - они бунтарские...
– Против чего и против кого?
– Рамиро отсек последний стебель у самой межи и разогнул спину.
– А, не спрашивай, Луис. Мне теперь и самому не ясно. Что это было и зачем? Твердо знаю: непонимание было. Я не понимал, и меня не понимали. Да ладно об этом... Пусть историки пекутся. Пойдем лучше посидим в тени.
– Эстер Мария, закончите - отдыхайте. Привезут обед, позовите нас! Рамиро вытащил из кустов внушительных размеров глиняный кувшин, обшитый плотным сукном, занес его над головой, и из тупого носика потекла ему в рот струя свежей, прохладной воды.
Когда они с поэтом уселись в густой тени деревьев, Херардо спросил, заглядывая Рамиро в глаза:
– Луис, мы с тобой знакомы уже скоро месяц, а я про тебя ничего не знаю. Кроме разве того, что ты хороший человек, честный, справедливый...
– Тебе этого мало, чико?
– Нет! Но ты пойми. Мы интеллектуалы, у нас брожение умов. Такое кругом происходит! Не просто... Ты - человек труда. На заводе, говоришь, работаешь. Что там тебе было не ясно? Турнули ведь сюда по указу?
– Добровольно...
– Не болтай впустую, брат. Я разобрался, кто здесь доброволец, а кто...
– Хватит, Херардо! Хочешь посидеть со мной, давай о поэзии. Мне нравится, как ты об этом говоришь и как стихи читаешь. Не скрою... Завидую.