'Эль Гуахиро' - шахматист (книга 2)
Шрифт:
– А что думает по поводу эпифитотии агроном Флавио Баррето?
– В пятницу, перед моим отъездом в Ольгин, агроном Баррето заявил, что никого не волнует появление признаков ржавчины в Ольгине, так как эта болезнь не представляет на Кубе опасности. Он сослался еще и на то, что во всей мировой литературе по сахарному тростнику ржавчина расценивается как болезнь, не имеющая серьезного экономического значения. Я спросил, его ли это мнение, и он ответил, что так думают у них в министерство. Баррето талантливый специалист. На мой взгляд, он искренне верит в то, что говорит, и он слишком упрям, чтобы признать свои заблуждения.
– Роберто, продолжайте, пожалуйста, собирать материалы, имеющие отношение к делу, готовьте записку в Совет Министров. До встречи!
...Вечером, когда полковник Родригес докладывал своему министру о вспышке ржавчины и о возможности печальных результатов, в Пилоне, у могилы отца Гуинче, шел разговор.
– Решено, Гуинче, чтобы избежать кровопролития и, главное, никоим образом не рисковать твоей жизнью, передать тебе сильнодействующее снотворное.
– Травить!
– Гуинче переступил с ноги на ногу.
– Снотворное, дурень! В ром, пиво, кофе, чай опустишь таблетки, они растворяются почти мгновенно. Сам минут через тридцать проглотишь красную лепешечку.
– Ты на себе проверил?
– Проверял.
– Рамиро нравилось, что Гуинче шутит - это было наилучшим признаком его готовности.
– Сегодня я познакомлю тебя с местным жителем. Зовут его Рамон. Он работает по лесному хозяйству, и в горах свой человек. Рамон поселится в последнем боио перед тропой, которая идет к вашему лагерю. Ты расскажешь ему, где лагерь и в какой из ближайших вечеров ты решишь действовать. Может, ситуация не сложится, так в другой вечер. Рамон будет в боио постоянно, так что, как только все улягутся, ты сообщишь ему, и мы с тобой на следующее утро отправимся в Гавану. Мама твоя получила записку, ходила вся сияющая. Мы уверены, что она никому о записке не рассказала. Ну, теперь обрадуется. Скоро увидишь ее!
– Да!
– несколько неопределенно произнес Гуинче и глубоко вздохнул.
– Все идет хорошо. Все на базах, и нужен один только home run1.
1 В бейсболе сильный удар по мячу. дающий возможность весы игрокам и бьющему обежать базы и возвратиться с дом (англ.).
– О'кей, Рамиро! Я пятиться не умею. И в тебя поверил. Сниму тяжесть с души. Хочу другой жизни. Вот только сегодня и завтра исключаются, как я понимаю, и спешить не следует. Во вторник утром Калавера, Вененосо, я и Тостон уйдем. Мы с Колаверой до Гуантанамо и обратно, а Вененосо и Тостон поедут аж до Колона, а потом в Сагуа-ла-Гранде, Так что скорее всего я приду к Рамону в воскресенье. Тогда и проведу вас к пещере.
– Да? Ну, как знаешь. Стоишь на своем. Хорошо! Девятнадцатого!
– Точно! Осечки не будет!
– В ночь на пятницу я поднимусь в горы, поближе к Рамону, а кругом никого. Всё тихо до твоего сигнала.
– Арголья говорит, что нас держали и не давали выхода на город, потому как пришло это последнее задание, а теперь, еще через неделю, он полагает, что мы оставим горы.
– В воскресенье, Гуинче! В воскресенье! Пошли!
Флавио Баррето был расстроен. Полковник Родригес заехал к нему в министерство, чтобы разрешить пару вопросов.
– Скажите, Баррето, чем и как можно объяснить, что из двадцати четырех сортов тростника одному только сорту В4362 было отдано такое предпочтение?
– Борьбой за урожай! Планами правительства по производству сахара.
– И что же будет с планами теперь?
– На этот вопрос вам, может быть, ответит кто-то другой.
– Хорошо, Баррето, а что вы думаете о появлении ржавчины на Кубе?
– Уредоспоры патогена "пукциния эрианти" занесены к нам воздушными потоками с африканского континента, как два года назад головня на Ямайку.
– И только на Ямайку и только на Кубу! А соседние страны летящим по воздуху спорам не понравились. Не было посадочных площадок. Ну, а как вы отнесетесь к тому, что все руководства по фитопатологии первую роль в распространении патогенов и других сельскохозяйственных вредителей на большие расстояния отводят человеку?
– Все течет, все изменяется. Но, к примеру, возбудитель ржавчины кофейного дерева был известен до семидесятого года только в Африке и Азии, а занесен...
– Все авторитеты, в подавляющем большинстве своем ученые США и их друзья, утверждали, что Уредоспоры "гемилейа вастатрикс" были занесены ветром в Бразилию из Анголы. И воздушные течения имеются. Ну, а когда в пятьдесят первом году появилась ржавчина кукурузы в Африке и нанесла там огромный ущерб - борьба с этой болезнью длилась десять лет, - споры летели против воздушных потоков? Нет, Баррето, я принимаю версию, по которой патоген ржавчины кукурузы был завезен в Африку на семенах, закупленных в США. И не случайно. А там сравнительно слабый патоген в условиях США, так утверждает известный вам Кэммек, не встретив на своем пути препятствий, быстро распространился на континенте уже по воздуху.
– Ну, если так, вам и карты в руки. Ищите на Кубе человека.
– Конечно! Как раз поэтому и следует полагать, что не напрасно за последние годы в научной литературе США так часто вспоминают факты перенесения из Нового света в Европу, Африку и Азию фотофтороза картофеля, мучнистой росы винограда, ржавчины кукурузы, а еще больше говорят о головне сахарного тростника и ржавчине кофейного дерева, занесенных якобы на американский континент. С точки зрения науки, Баррето, по-моему, это нонсенс, с точки зрения контрразведчика, в данной ситуации особенно, фальшивое алиби, наводка на ложный след. Жаль, что вы оказались столь недальновидны и в вашем лице мы не будем на сей раз иметь сторонника.
Рамиро-мальчик стоял на полотне железной дороги - в детстве было так, - и на него со страшной скоростью несся поезд. У паровоза глаза, уши и клыки невероятного чудовища...
Рамиро пробудился, услышал движение за перегородкой, и тут же хозяин дома, местный лесничий, принялся тормошить его за плечо.
– "Гуахиро", вставайте! К вам пришли. Рамиро бросил взгляд на светящийся циферблат своих ручных часов, которые по давней привычке, ложась спать, он оставлял на полу у кровати. Они показывали три часа сорок минут ночи. Сердце гулко застучало. Натянул брюки, рубаху, вынул из-под подушки пистолет, надел на руку часы. Пригладил волосы.
В большой комнате его ждал Рамон - лесничий оставил их наедине, - там уже горела лампа. Лицо Рамона - словно маска Марселя Марсо перед выходом на сцену. Смотрит в сторону. В руке его Рамиро видит гребень, он кажется ему знакомым. Однако это не пугает его и не наводит ни на какую мысль, потому что другое куда значительней: Рамон появляется в такое время, тяжело дышит, боится глядеть в глаза. Что-то стряслось!
– Говори, Рамон!
– Гуинче убит!
– вымолвил Рамон и стиснул зубы.