"Эль Гуахиро" - шахматист
Шрифт:
— Каком это? — Тот, кто подошел первым, проверял действие предохранителя.
— Океанологии, — медленно процедил Рамиро.
— О!
Сердце Рамиро екнуло.
— Я тоже из Академии наук, — продолжал первый. — Работаю в секретариате президента, капитана Нуньеса Хименеса. Он сам заядлый рыбак и отличный охотник. Бывает часто за границей. Вот у кого набор ружей! Есть испанский воздушный комплект «Марес» — подарок Фиделя. Они и вместе иногда охотятся.
— Фидель любит бывать у нас в институте. — Рамиро почувствовал, что ноги вновь становятся осязаемыми. — К нам приходит разное иностранное оборудование. Ну и род нашей работы… Мы без ружей редко уходим под воду.
— И тебе приходилось охотиться с Фиделем?
— Мне лично — нет, — Рамиро понимал, что затевается длинный разговор, — а вот мой приятель не раз выходил с ним в море. И в тот день, когда они приезжали сюда, на мыс Икакос. Ну, когда Фидель охотился с чемпионами мира Педро Гомесом, Хосе Рейесом и Эверто Гонсалесом. Вы слышали об этом?
— Мой сосед, Фико — он профессиональный ныряльщик, — тоже был с ними…
— И видел, как Фидель за целый день не уступил ни одному из чемпионов? — Рамиро вновь был доволен собой.
— Чико, что ты говоришь? Да если бы… Так ведь они могли стрелять до следующего утра. Фидель силен, как лошадь, сам понимаешь, и не хотел быть хуже. Они дважды поднимались на борт, и оказывалось, что у ребят на одну-две рыбины больше. Фидель говорил, что еще рано возвращаться, и все снова лезли в воду. Пока Рейес не сообразил и не подмигнул ребятам, и Фидель вышел вперед…
— Да чего ты мелешь? Фидель сам не отличный охотник, что ли? Ты видел, какие у него ружья? — Рамиро перехватывал инициативу в разговоре. — Ты, может, будешь настаивать?
— Нет, конечно… я хотел только сказать, что он азартен. А так… Ну что, он превосходный охотник. А этот «чампион» казенный?
— Нет! — Рамиро внутренне содрогнулся, словно черт дернул его за язык. — То… есть… Вообще-то оно мое, но было казенным…
— Ага! Ну, ладно. Ты извини, мы пойдем купаться. — И оба незнакомца отошли к своим вещам.
Рамиро стал собирать подводное снаряжение, складывать в лежавшую рядом объемистую сумку. Натянул на себя одежду и заметил, как большеголовый быстро поднялся и зашагал к дому Дюпона. «Час от часу не легче! Что у него — море в доме? Или пошел принимать ванну? Вот когда надо уходить!»
Рамиро подозвал к себе мальчишек, гонявших по пляжу, и, к их великой радости, раздал им свой улов. Прихватил ружье с поплавком и куканом в одну, а сумку в другую руку и зашагал прочь от пляжа.
— Послушай, чико, — услышал Рамиро, сделавший не более пяти шагов, слова того, кто так интересовался его ружьем. — Ты не очень спешишь? Погоди немного. Сейчас возвратится мой брат.
— Зачем? — И в ту самую секунду Рамиро увидел, как от площадки трехэтажного особняка Дюпона к пляжу торопится большеголовый, а рядом человек в форме «верде оливо», [12] очень чем-то схожий с падре Селестино, священником ближайшего к финке «Делисиас» католического прихода. Огромный, с бычьей шеей, но маленькой головой и длинными руками, падре был смешной на вид, хотя добрый, особенно к ребятам. Любил играть в шахматы и, когда проигрывал — только ему и Педро, — злился и шептал какие-то слова. Педро утверждал — то была отборная площадная брань. Дон Селестино гордился тем, что лучше него никто не знал историю Греции и Рима и все древние, особенно византийские легенды. Он их шпарил прямо наизусть. И теперь, когда сердце у Рамиро ухнуло в брюхо, перед глазами замаячил дон Селестино в черной сутане. А навстречу Рамиро, преграждая путь, шел человек, который вот сейчас, еще минута, — и задержит его. «Черт возьми! Успеть бы вытащить удостоверение. Но как? Как это сделать у всех на глазах?»
12
Оливково-зеленая
Рамиро ощутил холодок — он возник где-то между лопаток и, неприятно обжигая, побежал вниз. И тут же ему почудилось, что он слышит падре Селестино. «Ибо, — был глас, — снова ты узришь меня, и я возвещу тебе грядущее и открою тайну спасения…» Явись мне, — говорил падре, — Господь, и возвести то, что обещал… возвестить… Помню, господи Иисусе Христе, как ты рек, что должно мне приять такие же, как Иову, испытания. Но теперь вижу, что мои страдания тяжелее его: у Иова ведь оставалась жена его, и друзья, и отеческая земля, услада для глаз. Я же лишен всего этого, нищ, сир, без отчизны, без крова, потерял друзей…»
Военный с пистолетом на боку и большеголовый приближались, а голос священника продолжал:
«Совсем не оставь меня, человеколюбец, призри на уста мои и на сердце мое, дай в терпении и благодарности прожить остаток дней и так обрести покой от множества моих утеснений, ибо ты благословен вовеки», — набатом отдавали в висках слова из легенды о мученичестве святого Евстафия.
«Океанолог» остановился. Бежать было некуда, да и как было бежать? Одна надежда на чудо, и он раздельно, от упадка сил, неуверенности, охватившей его помимо воли, тихо произнес:
— А что мне твой брат? Я его ни о чем не просил…
— Да он пошел за деньгами. Продай, я хочу купить твое ружье. Да вот и они идут!
— Нет! — вскричал Рамиро. — У тебя не все дома! Послушай, что за идея! Ты что придумал? — Рамиро искренне возмущался. — Тоже мне! Продай ему ружье, а я, с чем я буду охотиться? Да и не нужны мне твои деньги. Извини, я опаздываю на автобус. — И Рамиро, приветливо махнув рукой, стал неторопливо удаляться от пляжа в сторону, где должна быть автобусная остановка. «Черт его возьми! Вот напасть! Худо им, если увидят что новое, сразу бросаются, как на фортуну».
— Погодите, — остановил его большеголовый юноша.
— Я все сказал! Не продаю! — Рамиро обрел уверенность, а подошедший военный уже говорил:
— Норберто, таких денег у меня при себе нет! Если поедем в Варадеро, там я смогу достать…
— Чего уж теперь, раз ружье не продается.
А в ушах его звучало: «Да будет ему слава, честь, сила, величие и поклонение ныне и присно и во веки веков. Аминь!» Слова эти как прилетели, так и отлетели куда-то в небытие, словно уносимые ветром, и Рамиро еле их различал. Все вытеснила одна мысль: удержать ноги, сделать так, чтобы они не торопились, чтобы против его сознания не заспешили.
Мозг, освободившись от обуявшего его минуту назад страха, работал четко: «Тщательно провериться. Спокойно! На Пятой улице поликлиника с черным ходом. У Центрального сквера общественный туалет с двумя выходами — и сразу скамейки и люди, среди которых можно затеряться и оглядеть каждого, кто выйдет вслед за мной».
Только сев в автобус, Рамиро опустил руку в карман. Там лежали пятьдесят песо и ключ с картонной биркой, на которой стояло: «Е, № 318».
Добравшись до Варадеро, Рамиро около часа удостоверялся, нет ли за ним наблюдения. И только убедившись, что он «чист», выпил два стакана «гуарапо» — сока, тут же на глазах выдавливаемого из стеблей сахарного тростника. Утолив жажду, он улыбнулся самому себе и не спеша отправился искать улицу Е, выходившую на пляжи, и коттедж № 318.