Элато. Тропой дерзких

Троян Михаил

Боль, острая, жгучая, резкая, страшная. Боль... больше ни о чём не мог думать. Прекратить, прекратить!

Я не кричал - орал. Слов не было, не мог ничего сказать. Только жар, боль и крик. Больше никаких, никаких мыслей. Махал руками, сучил ногами в этом густом жгучем мозги сиропе.

Невыносимо!

Рассудка нет! Прекратить боль! Подпрыгнуть хоть на миг, чтобы меньше жгло.

Миг, когда шакс схватил меня и бросил ещё раз, помню отчётливо, потому что это было избавление от боли.

Я упал в залу с тремя деревьями на каменный пол, который

сейчас показался холодным. А от меня вверх поднимались видимые потоки горячего воздуха. Но ведь человеческое тело не может выдержать такой температуры. Бултыхаясь в лаве, не думал об этом. Я должен был умереть почти мгновенно. Болевой порог был пройден сразу, как я упал, и сознание должно было покинуть, либо должно остановиться сердце от болевого шока. Но я был жив, а если бы сейчас взял в руку свинец, он бы расплавился! Значит, это не моё тело, или это всего лишь странный сон, жуткий и беспощадный. Но при такой боли спать невозможно. Нельзя так отчётливо видеть трещины на стенах, слышать шепотки шаксов. Значит, тело человека здесь, в аду, другое. Тут другие законы. Как я понял, с шаксом говорить не могу. Зато кричать - пожалуйста, сколько угодно. И тут до меня дошло, что в лаве-то я орал не один, там было много людей. Жуть...

Шакс появился из стены, держа в руках большую каменную дубину, которую я не смог бы поднять. Я медленно встал с пола. Странное дело - руки не дрожали. Сейчас я покажу этому шаксу, пока меня никто не держит. Врежу ногой с разворота по рогам. Но как-то не получилось ударить. Наверное, так тут надо, подумал я, когда тело мне не повиновалось. Зато шакс ударил дубиной по ногам пониже колен. Я падал, потому что кости в ногах сломались как сухие ветки. Тут была боль терпима для храмовника, поэтому стиснув зубы, упал на руки. Дубина через мгновение раздробила левую кисть, в плюшку.

Застонав от боли, спрятал целую руку под живот, инстинктивно пытаясь сохранить. Следующий удар пришёлся по лопаткам, и я не смог дышать. Вернее дышал с трудом, через раз. А когда шакс ушёл, я остался лежать разбитый в прямом смысле слова. Так, с трудом вдыхая, я понял, что человек зря ищет счастье, когда он здоров, может работать и любить, может вдыхать свежий, напоённый запахами воздух и пить прохладную чистую воду.

На левой ноге перелом был открытым, кость торчала... белая в аловатом свете, царившем тут.

Не было крови. Не было совсем. Нога должна быть красной от крови при таком переломе. Но её не было!

Во мне нет крови? Разглядел плющенную левую руку. На трёх пальцах кожа лопнула, раны открыты. Но крови нет! Так не бывает.

– Ну что, убьёшь своих друзей?
– с трудом приподнял и повернул голову. Девушка сидела на алтаре, поджав колени руками к подбородку. И хитон у неё алый.

– Я подумаю, - сказал я. У вас тут неплохие методы убеждения. Только ответь на вопрос сначала: что происходит? Почему я не могу разговаривать здесь с шаксами, и вообще, в лаве бултыхаюсь, в теле крови нет.

– Да всё ты понимаешь, - девушка говорила безобидным голосом.
– Посмотри на людей, не на всех, конечно.

Мой взор перенёсся к пещере. Элама и Маора сидели недалеко от входа и смотрели на него. Но у них были не такие лица, как раньше, которые я привык видеть. У Эламы лицо хищное, вытянутое. У Маоры, помимо хищности, проглядывалась алчность, большая алчность. Как я понимал, где хищность, а где алчность, не знаю. Но мне сейчас мои друзья не нравились вообще. Хотя... в Эламе было что-то мягкое, нежное. Вернее, доброе, но оно сейчас запрятано глубоко внутри, забито туда, как жертва ногами в угол.

– Будешь смотреть на других, или на себя посмотришь?

– Нет. На себя не нужно, - сказал я. Сел, без усилия, боли. Оказалось, пока моя душа была у пещеры, тело исцелилось, совсем. Но боль уходила постепенно.

– А зачем было устраивать этот балаган с прятаньем в ниши, с процессией шаксов, ищущих человеков?

– Тут скучно просто, - ответила девушка.
– А так хоть какое-то развлечение. Особенно смешно Биб про палочки в уши придумал.
– Она не сдержала улыбки.
– Они со Свейдном - лучшие проводники!

– А издевательства не в счёт?
– спросил я с сарказмом.

– Нет, не в счёт. Шаксы так созданы, что муки людей для них - простая работа, как для крестьянина пахать. Трудно и нудно. Ладно, иди. И помни, если не убьёшь своих друзей, тебя ждёт лава. А убьёшь - бессмертие.

Я ушёл молча. Не прятался больше, потому что нет смысла. Да никто меня и не ловил. А вот где кашит, интересно?

А кашит уже был на площадке, когда я прошёл без труда мерцающую стену. Увидев бегущую ко мне Эламу со штанами в руках, я остановился и вдыхал чистый, влажный воздух, такой желанный. Хвоста у Эламы не было - это уже хорошо. На своей кисти, где выступала вена, приложил палец и нащупал пульс. Всё в порядке, в моём теле течёт кровь. Оно такое, как и было раньше.

И понял, где счастье человеков. Сейчас ещё выпью мех воды, мокрой воды, волшебной. И буду счастлив.

Рукой отведя в сторону предложенные Эламой штаны, я подошёл к меху, откупорив, выпил всю воду. Следующее, что я сделал, это вытащил палочки из ушей. Больше меня тут не надурят, ничему не буду верить.

– Ты как, Мегед?
– участливо спросила Элама.
– Она молчала до этого, сдерживала эмоции, понимая, где я побывал.

– Палочки из ушей повытаскивайте, - зло сказал я. Оказывается, Биб со Свейдном - это проводники!

– Мы знаем! Матэс нам рассказал.

– А он вам не рассказывал, что там, - я кивнул на пещеру, - предлагают убить своих спутников, чтобы таким образом заработать бессмертие? А если не убьёшь, то накажут: в лаву будут кидать и каменной дубиной дробить конечности?

– Не знаю, где ты был, - сказал недовольно Матэс, - но мне ничего такого не предлагали. Может, потому, что я другого вида, не человек.

– Может быть, - я надевал штаны.
– Но в любом случае знайте, что могли ему предлагать. Поэтому с ним держите ушки на макушке.