Ельцин. Лебедь. Хасавюрт
Шрифт:
Журналисты распространили и другие аналогичные заявления Лебедя. Он появился на Старой площади (где располагался Совет безопасности) уже в 4-20. Здесь его поджидали корреспонденты. Состоялась еще одна, импровизированная, пресс-конференция.
Единственное, чего мы за пять лет добились, сказал генерал, не дожидаясь вопросов, чтобы эти выборы прошли, и то, видите, второй тур пытаются сорвать. Это мое первое впечатление. В деталях еще разберусь… Не допущу. Любой мятеж будет подавлен, и подавлен предельно жестоко. Тот, кто хочет ввергнуть страну в пучину кровавого хаоса, не заслуживает ни малейшей жалости.
Журналисты
В действительности в тот момент Лебедь, по-видимому, еще не решил, что считать попыткой путча, военного переворота только ли «заговор генералов» в Министерстве обороны или же этот «заговор» вкупе с акцией Коржакова и Барсукова.
Из воспоминаний бывшего министра внутренних дел Анатолия Куликова, которого Лебедь пригласил к себе 20-го рано утром (еще не было шести), можно заключить, что какое-то очень небольшое время Лебедь склонялся к тому, чтобы объединить эти два «заговора». Действия Коржакова и Барсукова Лебедь, по-видимому, собирался интерпретировать так: Ельцин серьезно болен или его, как Горбачева в Форосе, собираются объявить серьезно больным по этой-то причине близкие к президенту кремлевские генералы и затеяли бузу чтобы успеть поделить ключевые властные должности. При этом минобороновский «заговор» становился как бы придатком другого, основного, «заговора» кремлевского.
Однако уже очень скоро непосредственно во время разговора с Куликовым, прямо у него на глазах Лебедь отказался от такой интерпретации коржаковско-барсуковских действий: было ясно, что президент хоть и болен, но не настолько, чтобы упустить власть из рук, и объявлять его «серьезно больным» никто не собирался…
Более перспективным для себя, перспективным во всех отношениях, Лебедь, по-видимому, посчитал разоблачение «генеральского заговора», связанного с уходом в отставку Павла Грачева. Куликов:
«Лебедь неожиданно начал разговор совсем издалека: «Анатолий Сергеевич, вы знаете, в Министерстве обороны готовился новый ГКЧП...»
В изложении А.И. Лебедя «новый ГКЧП» представлял собой круг генералов, которые обменивались злокозненными замыслами в кабинете министра обороны Павла Грачева. Кроме неизвестно как оказавшегося среди них министра обороны Грузии Вардико Надебаидзе, Лебедем в числе заговорщиков были упомянуты имена еще нескольких военачальников, многие из которых оказались моими однокашниками по Академии Генерального штаба. Так как я учился в одно время с Грачевым, мои однокашники в равной степени были и товарищами Павла Сергеевича».
У Куликова утверждения Лебедя о «новом ГКЧП» сразу же вызвали большие сомнения (напомню, разговор двух генералов происходит 20 июня между пятью и шестью утра):
«Я их всех (то есть перечисленных Лебедем «заговорщиков». О.М.) очень хорошо знал и, честно говоря, словам Лебедя не поверил. Разве можно считать мятежом посиделки умных и знающих людей, которые совершенно в духе Академии Генштаба привыкли говорить друг с другом откровенно и оценивать ситуацию объективно без боязни называть вещи своими именами?
Сам Лебедь в нашей академии не учился, и это обстоятельство очень сильно сказывалось на всем, что он делал до и после своего похода на Кремль. И во время похода тоже...»
Куликов довольно непочтительно прервал хозяина кабинета и перевел разговор на другую тему. Однако вскоре в шесть утра Лебедю позвонил Ельцин, и информацию о «заговоре» генерал «вложил в уши» уже ему. Это было уже более серьезно (для тех, чьи имена были сообщены верховному главнокомандующему):
«Лебедь… начал бойко докладывать Ельцину о… заговоре в Министерстве обороны и начал перечислять фамилии. Я понял, что эти люди обречены. Понял по обрывкам разговора, когда, судя по всему, президент задал вопрос «Что делать?» и получил дословный ответ Александра Ивановича, начавшего работу на ниве государственной безопасности: «Борис Николаевич, Боже упаси давать вам какие-либо советы, но я думаю, что этих людей нужно уволить». Дальше все по-военному: «Понял!.. Есть!.. Понял!..»
Довольно странная деталь: секретарь Совета безопасности докладывает о заговоре главе государства лишь 20 июня; между тем всей стране он «доложил» о нем еще 18-го…
25 июня Ельцин своим указом освободил от занимаемых должностей семерых генералов, хотя и не совсем тех, которых первоначально упоминал Лебедь в качестве «заговорщиков». Из числа упомянутых им в отставку были отправлены Барынькин, Шуликов, Харченко, Лапшов. Этот список дополнили заместители начальника Генштаба генерал-полковник Анатолий Богданов и генерал-полковник Вячеслав Жеребцов, а также начальник Главного управления воспитательной работы Минобороны генерал-лейтенант Сергей Здориков.
В одиннадцать утра 20 июня состоялось заседание Совета безопасности. Официальные сообщения о нем были скупы и вполне тривиальны. Ельцин представил Лебедя как вновь назначенного секретаря СБ и своего помощника. Он был утвержден единогласно… Затем разговор пошел о делах текущих о перебоях в снабжении военных объектов электроэнергией и топливом, о недопустимости таких перебоев… Следующий вопрос злоупотребления в использовании бюджетных средств, в том числе в Министерстве обороны (случайно ли именно оно было приведено в качестве примера?). Ельцин потребовал навести порядок в этом деле… В общем, все достаточно обыденно и рутинно.
В действительности заседание проходило не совсем обычно. Вот как описывает его в своих воспоминаниях Анатолий Куликов:
«Все начиналось на высокой ноте (это когда Ельцин представлял Лебедя. О.М.). Правда, после поздравлений Борис Николаевич оставшуюся часть заседания провел стремительно и грозно. Отменил обсуждение вопроса, который стоял в повестке дня, и поднял со своего места Барсукова. Негодование Ельцина было столь бурным, что не оставалось никаких сомнений: президент воспринял происходящее как личную обиду, как предательство. «Вы, сказал он Барсукову, превысили свои полномочия! Вы лезете, голос президента наливался металлом, куда вас не просят! Я вас отстраняю от участия в работе штаба по выборам президента!» После этого Ельцин обратился ко всем остальным: «Все, отрезал он, Совбез закончен! Расходимся!..»