Элегантность ёжика
Шрифт:
Всегда приятно убедиться, что ты не параноик. Мои подозрения оправдались. Я разоблачена. Дикий страх охватил меня. Я машинально встала, снова села. Перечитала карточку.
Внутри у меня произошла — как бы это сказать поточнее — перестановка: возникло странное чувство, будто один стержень заменили другим. У вас такого не бывало? Когда внутри что-то резко меняется, что именно — не передашь словами, и состояние, и обстановка, как при переезде в другое жилище.
… памятуя о Вашем коте.
И вдруг, не веря собственным ушам, я услышала смешок, сорвавшийся с моих же губ.
Конечно,
Повинуясь опасному порыву — для того, кто ведет подпольный образ жизни, все порывы опасны, — я взяла листок бумаги, конверт и шариковую ручку (оранжевую) и написала:
Благодарю, не стоило.
Осторожно, как индеец на тропе войны, я вышла в вестибюль — никого — и сунула письмо в почтовый ящик месье Одзу.
Потом поспешно, пока никто не появился, вернулась к себе и без сил, но с чувством выполненного долга рухнула в кресло.
И тут на меня нахлынуло.
Нахлынуло сама не знаю что.
Дурацкий порыв не только не прогнал страх, а усилил его стократно. Все сделано неправильно. Теперь вот мучайся и жди, что будет.
Достаточно было написать: «Не поняла. Консьержка».
Или так: «Это какая-то ошибка. Возвращаю Вам пакет».
Или еще короче: «Не по адресу».
Хитро и исчерпывающе: «Я не умею читать».
С подковыркой: «Мой кот не умеет читать».
Тонко: «Благодарю, но подарки делают на Новый год».
Или строго формально: «Подтвердите, пожалуйста, возврат».
Я же вместо этого промурлыкала, как в светском салоне: «Благодарю, не стоило».
Я вскочила и рванулась к двери.
Но поздно, поздно!
Мимо окна к лифту прошел Поль Н’Гиен — он вынул почту и держал все в руках. Я пропала.
Остается одно: затаиться.
Что бы ни случилось, меня нет, я ничего не знаю, ни на что не отвечаю, никому не пишу, сижу мышкой.
Прошло три дня настороженного ожидания. Я стала уговаривать себя, что того, о чем я решила не думать, на самом деле и нет, но думаю об этом постоянно и как-то раз даже забыла покормить Льва, который вертится под ногами живым хвостатым упреком.
А сегодня в десять часов раздался звонок.
2
Торжество здравого смысла
Открываю дверь.
Передо мной стоит месье Одзу.
— Мадам, — говорит он, — я очень рад, что мой подарок вас не рассердил.
Я так растерялась, что ничего не поняла и забормотала:
— Ну да, ну да.
А сама чувствую: пот с меня так и льется. Продолжаю говорить с трагическими паузами:
— То есть нет-нет. Конечно, большое спасибо.
Он мило улыбается:
— Мадам Мишель, я пришел не затем, чтоб вы меня благодарили.
— Не затем? — мямлю я, соперничая в искусстве изъясняться «замирающими на губах словами» с Федрой, Береникой и несчастной Дидоной.
— Я пришел пригласить вас поужинать со мной завтра вечером. Мы могли бы поговорить о том, что нам обоим по душе.
— Э-э… — промычала я. Ответ — короче некуда.
— Поужинаем попросту, по-соседски.
— По-соседски? Но я же консьержка! — выговариваю хоть что-то связное, хотя в голове полный сумбур.
— Одно другому не мешает, — отвечает он.
Матерь
Есть, конечно, легкие пути, хоть я их не люблю. У меня нет детей, я не смотрю телевизор и не верю в Бога, значит, мне заказаны те дорожки, на которые люди охотно сворачивают для облегчения жизни. Дети помогают отсрочить тягостное время, когда приходится остаться один на один с самим собой, а внуки еще больше оттягивают этот срок. Телевидение отвлекает от изнурительной необходимости строить какие-то планы на зыбкой основе нашего ничтожного опыта; оно морочит нас яркими картинками и тем самым позволяет увильнуть от мыслительной работы. Ну а Бог усыпляет животный страх перед неотвратимостью того, что когда-нибудь всем нашим удовольствиям придет конец. Поэтому, не имея ни будущего, ни потомства и ни грана болеутоляющего, чтобы притупить сознание вселенского абсурда, твердо зная, что впереди конец и пустота, я имею полное право сказать, что легких путей не ищу.
Но тут вдруг почувствовала искушение.
Проще всего было бы сказать: «Спасибо, но завтра вечером я занята».
Есть и другие вполне вежливые варианты отказа:
«Очень любезно с вашей стороны, но мое время расписано, как у министра» (не очень правдоподобно).
«Очень жаль, но завтра я уезжаю на горнолыжный курорт» (фантастика чистой воды).
«Увы, не позволяют семейные обстоятельства» (ничего подобного).
«У меня заболел кот, и я не могу оставить его одного» (сентиментально).
«Я больна, и мне лучше никуда не ходить» (наглая ложь).
В конце концов я уже готова произнести «Спасибо, но я жду гостей», как вдруг — причиной тому спокойный, приветливый вид стоящего передо мной месье Одзу — время разверзается, и я проваливаюсь в эту дыру.
3
Вне времени
Белые снежинки опускаются на дно прозрачной сферы.
Это возник в памяти маленький стеклянный шар, который стоял на столе у Мадемуазель, она учила нас в младших классах, пока мы не перешли к месье Сервану. За особые заслуги нам разрешалось взять шар, встряхнуть и держать в ладони, пока последние хлопья не упадут к подножью блестящей Эйфелевой башни. Мне не было еще семи, но я уже чувствовала: это плавное кружение меленьких пушистых хлопьев точно передает то, что происходит в душе в минуты восторга. Время замедляется, растекается, хлопья, не сталкиваясь, застывают в полете, и, когда все они оседают, мы понимаем, что пережили выпадение из времени, сопутствующее ярким озарениям. Будут ли в моей жизни, думала я уже тогда, подобные минуты, доведется ли мне замирать под ливнем медленно и величаво танцующих снежинок, вырвавшись наконец из однообразной суматошной спешки.
Может быть, это чувство наготы? Когда с тела сброшены все одежки, а ум еще отягощают какие-то громоздкие украшения. Приглашение месье Одзу вызвало во мне это ощущение наготы, безоружной наготы одиночества, белые хлопья закружились вокруг меня, и сладко обожгло душу.
Я долго глядела на него.
И бросилась в черный, глубокий, ледяной и манящий омут вне времени.
4
Паутина
— За что, за что мне такое, скажите, бога ради! — взывала я к Мануэле вечером того же дня.