Элегантный убийца
Шрифт:
И тут Губа, стремясь предотвратить его уход из-за страха вновь очутиться в одиночестве, повинуясь какому-то порыву, сделал то, что не намеревался делать ни при каких обстоятельствах: достал и показал Коляну принесенный Ольгой браунинг. Заметив неподдельный интерес Коляна к опасной игрушке, стал объяснять, что браунинг скорее всего чистый, так как телка нашла его на детской площадке в свежепривезенной куче песка.
Но Колян не обращал внимания на эти бредни. Щербинка в виде звездочки на затворе и номер, составляющий в сумме десятку, подействовали на него оглушающе: это был тот самый браунинг, который он подсунул в кабину случайного грузовика. Сейчас в обойме было три патрона вместо четырех.
Губа просил не выдавать его, никому не говорить о женском подарке… А Колян на негнущихся ногах уже шел к выходу… На улице он долго стоял, не зная, куда ему направиться. Мимо него спешили прохожие, и ему казалось несправедливым, что они не смотрят на него, обреченного так рано умереть. Некстати вспомнилось лицо телевизионщика и опасного свидетеля… Да, эти ребята тоже не были старыми и не хотели умирать. Но они не знали о близкой смерти, а он предупрежден и знает. И это ужасно.
Он побрел наугад по кривым переулкам старой Москвы. Впервые он смотрел не по сторонам, а вверх, словно надеясь получить ещё одно знамение, подсказывающее, что ему делать, чтобы избежать гибели. Он остановился у старинного особняка дворянской городской усадьбы. Вылепленные на фасаде дома лица не то мудрых бородатых старцев, не то древнеязыческих богов равнодушно взирали на него. Всем безразлична его судьба. Когда Колян, совершая свое бесцельное петляние по узким переулочкам, свернул в очередной раз за угол старого здания и прямо перед собой увидел маленькую церквушку, это его не удивило: он жаждал чуда и получил его.
Церковь была небольшая, и её нелегко было заметить в глубине между домами. Он нерешительно толкнул тяжелую, окованную железом дверь и вошел в полутемное помещение. После дневного света ему показалось все мрачным и неприветливым. Вуглу батюшка читал старческим голосом молитву. Женщины в темных платках подпевали ему. Некоторые из них бросили взгляд на вошедшего. Справа от входа сидел молодой священнослужитель. Перед ним на узких столиках были разложены иконки, цепочки, крестики, свечи и церковная литература.
Собравшись с духом, Николай направился прямо к нему. Но тот смотрел на него настороженно, и эта холодность отпугивала. Николай остановился в раздумье. Конечно, хотелось бы поговорить по душам со священником, но ведь он сейчас занят. А потом, что он, Колян, может ему сказать? Рассказать о том, как людей убивал, пьянствовал и деньги на машину копил?
Однако отходить от столика, ничего не купив, было неудобно, и Николай, достав толстую пачку денег, взял маленькую трехстворчатую иконку, крестик и в черном твердом коленкоровом переплете Молитвослов. Зачем он это сделал, он и сам не знал: скорее всего для того, чтобы завоевать расположение этого неприветливого молодого служки. Рассовав покупки по карманам, он широким жестом положил всю сдачу в медный сосуд, предназначенный для пожертвований. Сидящий за столиком даже бровью не повел, хотя знал, что деньги были немалые. Колян почувствовал себя обиженным: мог хоть спасибо сказать, или перекрестить, или что-нибудь ещё сделать, как положено по их церковным обычаям.
А служка хладнокровно подумал: Здорово же допекло этого нового русского. Пришел сюда и думает откупиться от грехов большими деньгами. Такие, как он, думают, что могут грешить всю жизнь, а потом на бегу заскочить в Божий храм и выйти из него чистыми без исповеди и покаяния. Они считают, что все на свете можно купить за деньги.
Колян вновь вернулся.
— Послушайте, я хочу поставить свечку. Самую большую.
Служка, растягивая слова, спросил:
— О здравии или за упокой?
— За упокой мне ещё рановато, — сказал Колян, — а вот о здравии я на всякий случай поставлю. — Купив свечу, он остановился в нерешительности, не зная, куда её поставить. К нему подошла старенькая женщина, ухаживающая за свечами, и спросила доброжелательно:
— Во спасение?
— Во спасение! — обрадовался Николай.
— Поставь вон под ту икону святителя Николая-чудотворца.
Он неумело начал вставлять свечку в подсвечник. Воск погнулся, и свеча искривилась. Он зажег её, щелкнув дорогой зажигалкой. Неумело несколько раз перекрестился и поклонился изображению строго взирающего на него святого.
Да, худо парню, ох как худо, — уже сочувственно подумал служка. — То ли арестовать должны, то ли убить хотят. Ну что же, Бог всех прощает, кто покаяться хочет! Прости его прегрешения, Господи! И он перекрестился.
Перед тем как уйти, Колян посмотрел на свою свечку. Ему не понравился её искривленный вид, и он попытался её выпрямить. Но воск поддавался плохо. В какой-то момент показалось, что он может сломать свечу, и Колян суеверно отказался от дальнейших попыток распрямить восковой столбик.
Может быть, поставить новую? Но решив, что это вряд ли ему теперь поможет, он наконец вышел из церкви. На паперти сидели три нищенки, которых не было, когда он входил. Он вынул из кармана три купюры по десять тысяч и вручил каждой, не желая ссорить их между собой. Они, крестясь, поблагодарили его:
— Спаси тебя Христос!
Странно, но именно эта искренняя, как ему показалось, благодарность профессиональных попрошаек вселила в него слабую надежду на спасение. А что, может быть, действительно обойдется, — постарался он уверить себя.
Что же касается Губы, в руки которого свалился этот проклятый браунинг, то его дела, по-видимому, совсем плохи. Колян теперь ничуть не сомневался, что если смерть и грозит кому-нибудь из группировки Туза, то впервую очередь именно Губе.
И он не ошибся.
В воскресенье вечером, выехав с дачи, Туз был напряжен и обеспокоен: предстоял разговор с гостем с юга. Что он сулит — новые беды или же доход и удачу? Время теперь такое: по-всякому может повернуться. Но кто не рискует, тот не пьет шампанское! К тому же верных людей сегодня лишаться нельзя, значит, отказ практически исключен. Так размышлял Туз, глядя на мелькающие за окном перелески и поля.
Выбрав прямой, хорошо просматриваемый участок шоссе, Туз приказал водителю остановиться и, оставив охранников в Мерседесе, пригласил гостя выйти с ним — подышать свежим воздухом.
Гость оценил осторожность Туза. Мефистофель прав: солидный человек. С таким можно иметь дело.
Они перескочили через кювет и углубились в редкий лесок. Приблизиться к ним незаметно практически было невозможно. Деловым людям, чтобы понять друг друга, много времени не надо. У посланника Мефистофеля было три просьбы. Первая — по поводу крупной сделки, связанной с товаром, изъятым из обращения. Гость так и выразился, не уточнив. А Тузу уточнений не требовалось: ему было безразлично, что это — наркотики, оружие, радиоактивные материалы или драгоценный металл, его дело прокрутить сделку через подконтрольные ему банки. Что будет указано в денежных документах, то и будет подлежать оплате. Дело привычное. Единственное, что от него нужно, — сделать все в считанные дни. Такая спешка настораживала, но надо, так надо! Гость с юга, получив согласие и заучив два номера расчетных счетов, которые ему дал Туз, перешел ко второму вопросу.