Элегантный убийца
Шрифт:
Молодуха одна вернулась в купе. Момент назрел, надо было действовать решительно и быстро. Семен в предчувствии быстрой победы выпил больше, чем ему следовало. Речь его была замедленна, жесты неуверенны. Пиджак лоха лежал рядом на сиденье, и Пастух заметил, как время от времени Семен проводил рукой по оттопыренному карману, убеждаясь, что портмоне на месте.
Пастух спланировал сложную комбинацию, но все получилось гораздо проще. Семену приспичило идти в туалет, и он какое-то мгновение колебался, брать ли с собой пиджак. Но потом, справедливо рассудив, что этот жест недоверия может обидеть его новых друзей, оставил его в купе. Да и чего бояться: их же здесь двое.
Как только он вышел из купе, Пастух грубо начал тискать молодуху, уговаривая бросить этого женоподобного мужичонку ради его сильного мужского тела. Вырвавшись, она выскочила из купе. Этого ему только и надо было. Его натренированные карточной игрой и карманными кражами пальцы быстро извлекли бумажник. Наугад он вытянул большую часть из пачки стотысячных банкнот и вернул портмоне на место. Все это заняло считанные секунды.
В купе вошли Семен и молодуха. На Пастуха она не смотрела. Он отметил, как Семен первым делом незаметно проверил, на месте ли бумажник, и успокоился, нащупав его.
Ничего, ему там на первое время хватит, а потом друзья выручат, — подумал Пастух. Он никогда не воровал все деньги сразу, справедливо полагая, что человек предпочтет не тащиться с заявлением в милицию, если у него есть на что доехать до гостиницы и дать телеграмму родным.
Допив водку, Пастух с видимой досадой хлопнул Семена по плечу.
— Везет тебе, земляк. Такую деваху отхватил. Ну ладно, я не в обиде: по Сеньке и шапка.
Пастух вышел из купе, и замок за ним захлопнулся. Семену сейчас будет не до проверки бумажника, до города же, куда направлялся Пастух, оставалось чуть более четырех часов. Поезд прибывал рано, в пять утра. Он ещё успеет пару часиков поспать. Интересно, как его встретит Надька? А может быть, Балабон уже вернулся, и он застанет его дома. Хотя сроку вроде у него ещё два года. Но если даже Балабон вернулся, он примет его как гостя на пару деньков. Ведь не рассказала же ему Надька, что его кореш по зоне переспал с ней в первый же вечер. Впрочем, какой Балабон ему кореш? Так, шестерка на побегушках. Когда Пастух освобождался, Балабон сам сказал, что если тот будет в том приволжском городке, то может остановиться в его доме. Почему тогда Пастух не поехал сразу в Москву, а сошел с поезда в этом городе, он и сам толком не знал. Видимо, предчувствовал приключение после стольких лет воздержания. Надька оказалась ладной симпатичной бабенкой без всяких выкрутасов. Ничуть не удивившись приезду приятеля Балабона по зоне, она накормила гостя, поднесла пару стопок водки и отправила в душ, выйдя из которого он увидел, что постель постелена на двоих. Утром после ночных утех с изголодавшимся в местах лишения свободы мужиком наконец-то спросила про мужа:
— Как там мой дурак?
— А почему дурак?
— Да потому, что сам ко мне ненасытных самцов посылает. За последний год ты четвертый гость будешь.
Вот оно что! А я-то думал! — Пастух прикинул и понял, кто мог побывать здесь до него. — Говорил же этому Балабону: не умеешь передергивать, не садись играть в карты. Проиграл, видимо, жену в очко. Ну, а мне Надьку подставил в знак благодарности за то, что защищал его в зоне от беспредела. Хотя все, может быть, ещё проще: дурак — он везде дурак. С его глупостью и доверчивостью Балабон мог давать адрес жены просто так, лишь бы заслужить к себе хорошее отношение товарищей по несчастью. Как бы то ни было, но Пастух тогда взревновал. Уж не влюбился ли он с голодухи? И не остаться ли ему здесь навсегда?
Но через три дня он все же уехал в Москву. Весь год он, удивляясь себе, помнил о жене Балабона. Ивот сейчас, когда надо было идти в бега, он выбрал именно этот город на Волге: надо же, как эта баба запала ему в душу!
Поезд подошел к перрону. Пастух прошествовал к выходу. Заспанная и помятая молодуха вышла из купе, где храпел её избранник, чтобы открыть дверь для выходящих на этой крупной станции. Проходя мимо, Пастух ей подмигнул, но она хмуро отвела глаза. Подкачал, видно, Сеня! Небось уснул с перепоя быстро или ещё того хуже: не смог себя по-мужски проявить. Вот баба и недовольна осталась. Жалеет, наверное, что не меня с собой оставила. Ну ничего, я свое уже сегодня наверстаю.
С этой приятной мыслью он соскочил с подножки и пошел к выходу в город, опасливо оглядываясь, нет ли поблизости сотрудников милиции, которые могут опознать его по ориентировке. А то, что его уже ищут, онне сомневался, особенно не надеясь на воровскую солидарность своих сообщников. Наверняка их уже взяли, и они раскололись.
Пастух не знал, что трое из них как раз в этот момент были окружены в старом купеческом доме и что скоро некому будет давать против него показания. На вокзальной площади он сел в такси. Благодаря украденным у лоха почти трем лимонам, он мог позволить себе немного пошиковать.
Интересно, конечно, было бы посмотреть скандал, когда этот Сеня, обнаружив пропажу, предъявит претензии проводнице, а может быть, и её напарнице. А что ещё смешнее, наедет на того дядьку из крайнего купе, любителя выпить в случайной компании. Но смешнее всего, что молодуха и удовольствия не получила, а её в краже денег обвинят. Мысль о женщине, отдавшей предпочтение другому, показалась Пастуху настолько забавной, что он злорадно хохотнул, но, заметив пристальный взгляд водителя, сделал вид, что поперхнулся и закашлялся.
Проявив на всякий случай осторожность, доехал не до Надькиного дома, а остановил машину в самом начале улицы. Расплатившись с шофером, сделал вид, что идет в противоположную от нужного ему дома сторону, и лишь когда такси исчезло за поворотом, направился по нужному адресу. Он хотел застать женщину до ухода на работу.
И это хорошо, что он поспешил, так как столкнулся с Надькой прямо возле подъезда дома. Он обрадованно схватил её за локоть.
— Ты куда так рано? Твой ткацкий станок не убежит, а я вот могу и исчезнуть.
Но женщина не приняла его шутливого тона, хотя сразу узнала.
— А, старый знакомый пожаловал. Ну что же, пойдем, проводи меня до автобуса. Тут недалеко.
— А в чем, собственно, дело? Ты что, не можешь позвонить на работу и отпроситься?
— Да, не могу и не хочу. Очень прошу, давай отойдем отсюда, а то муж сейчас может выйти. Еще увидит меня с тобой. Скандала не оберешься. Он у меня строгий, баловаться не дает.
— Балабон, что ли, вернулся?
— Да нет больше Степана. Сообщили вскоре после твоего отъезда, что повесился он там в зоне. Обидели его сильно, вот и повесился. — Женщина горестно вздохнула.
Значит, без меня его защитить было некому. Небось опять, дурак, сел за карты, удачу дразнить. Ну и доигрался, — подумал Пастух. Он уже без внимания слушал рассказ женщины, что, узнав о смерти мужа, она решила связать свою судьбу с мастером цеха, где когда-то работал Степан. Тот часто захаживал к ней после осуждения своего сменщика за хулиганство. А три месяца назад овдовел, вот они и расписались.
Подошел автобус, и Надежда, на какое-то мгновение вспомнив дни и ночи безудержной страсти, испытанной с этим человеком, заговорщицки ему улыбнулась и дотронулась до руки, как бы говоря: Не обижайся. Этот прощальный жест несколько утешил Пастуха, напомнив ему, что тогда, год назад, он был на высоте и женщина не забыла его мужских подвигов. Но все же он остался у разбитого корыта, ему даже негде было ночевать сегодня, не то что скрыться и переждать несколько дней. Конечно, можно было бы у вокзала или гостиницы найти проститутку, заплатить ей за ночь и по крайней мере на несколько часов иметь крышу над головой. Но беда в том, что все эти шлюхи с их притонами состоят на учете в милиции, и того гляди менты нагрянут с проверкой и заметут его по собственной же глупости.