Элегантный убийца
Шрифт:
Петухов решительно замотал головой. В последние дни Осипов часто получал отпор, но тут он чувствовал, что сломит противника, к тому же отступать было некуда. Он только решил переменить тактику.
— Как тебя зовут? — почти ласково спросил он.
— Вячеслав. А какое это имеет значение?
— Ты не хорохорься, Славик. Все будет в порядке. Ты парень неглупый, сам понимаешь, нельзя мне вас обоих отпустить, вмиг продадите легавым. А так у меня гарантия, что ты не заложишь и все принесешь в срок. Яже даю тебе слово, что с бабы твоей и волос с головы не упадет. Ты самое большее через полчаса вернись, и так, конечно, чтобы менты тебя не заприметили. Хозяйственная сумка есть? Отлично. А я тут же переоденусь и исчезаю. Ни я тебя, ни ты меня не знаешь. — Осипов говорил вроде спокойно и дружелюбно.
Решивший вначале категорически отказаться, Петухов призадумался: вариант спасения и выхода из кошмарного положения в этом предложении все-таки был. Смущало одно: как оставить Нину наедине с готовым на все вооруженным преступником?
Осипов небрежно положил на столик крупные купюры.
Петухов как завороженный смотрел на деньги. Что делать? И Нина молчит как назло.
Его колебания Осипов истолковал по-своему и впервые взглянул на женщину с особым интересом. Но тут же отвел взгляд в сторону и щелкнул курком нагана. Этот аргумент должен был стать решающим.
— Вот что, Славик, с каждой минутой шансы выйти отсюда у меня уменьшаются. Если меня обнаружат здесь, я буду отстреливаться, а тогда и у вас шансов уцелеть тоже не будет. Так что беги в город, быстрей возвращайся и получишь свою жену целой и невредимой. Даю тебе честное слово, а мое слово — верное.
Петухов бросил обреченный взгляд на оружие, взял деньги и нерешительно поднялся. Взял большую хозяйственную сумку и повернулся к жене.
— Нинок, у нас нет иного выхода. Он тебя не тронет. Ему бы только уйти отсюда. И он дал слово. А я быстро сбегаю.
Сходя с трапа, он заставил себя идти медленно, чтобы не вызвать подозрений у милиции. А может быть, рассказать им обо всем? Они люди опытные — найдут выход. Нет, я не имею права рисковать жизнью Нины.
И, отогнав опасную мысль, он прошел мимо милиционеров и поспешно скрылся из поля их видимости.
Петухов, вопреки ожиданиям, затратил сравнительно немного времени: всего двадцать пять минут.
С бьющимся сердцем он подходил к дверям своей каюты. Постучал.
— Кто там? — спросила Нина не своим, каким-то сдавленным голосом. Ему открыли. Сзади Нины, прикрываясь ею на всякий случай, стоял с оружием наготове бандит.
У Нины было заплаканное лицо. Очки почему-то лежали на столике. Он бросился к ней.
— Что с тобой, Нина, он обидел тебя?
— Успокойся, фраер, просто она испугалась, что ты не вернешься, а с моими деньгами с девочками загуляешь, — нервно хохотнул Осипов. — Ну, теперь все в порядке. Я сейчас переоденусь, и прощайте, голуби.
Не стесняясь женщины, он стал быстро переодеваться, не спуская, впрочем, настороженных глаз с её мужа. Черт его знает, что он может выкинуть.
Петухова обожгла ревность: что здесь могло произойти за эти полчаса? Но Нина молчала, а Осипову было теперь не до этих интеллигентов. Он сорвал этикетки, надел брюки, рубашку с длинными рукавами, скрывшими татуировки, и завязал галстук. Светлый пиджак перекинул через руку, дескать, так, на всякий случай, если погода испортится. Серая летняя шляпа дополняла его внешне вполне респектабельный вид. По крайней мере, по одежде его не опознают.
Ну вот, пожалуй, и можно выходить. Но Осипов не торопился. Чего-то все-таки не хватает. В распоряжении нет ни бутафорской бороды, ни усов. Черные очки от солнца могут привлечь внимание, а вот обычные очки, он это знал, здорово изменяют внешность.
Осипов взял со столика очки Нины и примерил: все расплылось, словно смотришь сквозь лобовое стекло автомобиля, омываемое потоками дождя. Но ничего, несколько минут он выдержит, пока не минует опасность. Зато в этих стеклах с тонкой желтой оправой его трудно будет узнать.
Он медлил, стараясь оттянуть момент смертельного риска. Но делать нечего, и Осипов взялся за ручку двери. В последний миг он оглянулся и не удержался покрасоваться перед самим собой.
— Прощай, Славик, не сердись. В жизни и не такое бывает. Я тебе очень не советую делать глупости и поднимать шум. Ты теперь мой сообщник и тоже заинтересован, чтобы я отсюда выбрался. Асдачи возьми, не стесняйся. И ты и твоя жена их заслужили. — И, недобро усмехнувшись, вышел из каюты.
На палубе перед тем как направиться к трапу, он после некоторого колебания незаметно бросил за тяжелую бухту каната браунинг. Единственный патрон в стволе его не спасет. А если не удастся прорваться, то наличие у него этого оружия послужит неопровержимым доказательством, что именно он убил инкассатора. А это уж точно — вышка! Утрапа он переложил в карман пиджака наган, а пиджак перевесил через руку так, чтобы оружие легко было достать в любой момент.
А в это время Петухов места себе не находил, представляя, как сейчас этого бандита схватят и он все расскажет. Тогда, возможно, Петухова тоже посадят на скамью подсудимых. Взгляд его упал на деньги, лежащие на столике. Это же улика! Петухов дрожащими пальцами стал чиркать спичкой.
В пепельнице разгорелся небольшой костерок, а по каюте пополз запах жженой бумаги. Этикетки с купленных вещей тоже отправились в огонь.
С момента ухода преступника прошло всего десять минут. Но эти минуты, проведенные в тягостном молчании и в ожидании развязки, казались бесконечными. Петухов не мог выйти и посмотреть, удалось ли их незваному гостю сойти на берег. Он боялся, что бандит, не поверив ему, стоит за дверью и застрелит его, если он вздумает выйти наружу. Он страстно желал, чтобы вся эта история благополучно завершилась.
Возле милицейской машины стоял начальник уголовного розыска райотдела, на территории которого было совершено нападение на инкассаторов, Проценко, два старших оперативных уполномоченных уголовного розыска областного Управления внутренних дел — Кисин и Трофимов и водитель Головко.
Кроме Головко, все были в штатском. Они блокировали выход и с минуты на минуту ждали подкрепление из местного городского управления, чтобы прочесать теплоход и найти Осипова, если он, конечно, не спрыгнул в воду где-то раньше.