О сон! в тебе едином нет обмана.Сновидеть – высочайший из даров.Зачем любовь, когда гноится рана,А сверху – белой мантии покров?И боги все в изгнанье удалятся,И мифы минут, словно карнавал;И все мы как захожие паяцы,Которых неизбежно ждет провал.Уснуть и спать! Упрятаться за фортыОт мыслей и от козней естества,Чтоб только в сон, к иному сну простертый,Сквозь окна, приоткрытые едва,Не гомоном без лада и без толка —Но сумерками ужас проползал,А мысли распадались, как метелка,Которую юродивый вязал.
«Твой голос, достойный оплакивать бога…»
Твой
голос, достойный оплакивать бога,Чертогом вознесся и к жизни воззвалУ несуществующих окон чертогаНад всеми причалами сущий Причал.Угаснувшей радуги полуполоски…Ее отголоски, мечту окрылив,Теперь окаймили печальный и плоскийНад всеми заливами сущий Залив.Унынье за окнами топко и голо,И стелется хмарь закоулками дрем…Привез мою гибель и ждет у приколаНад всеми паромами сущий Паром.
«Во мне безмыслие такое…»
Во мне безмыслие такое,Такая греза наяву,Что не зову ее тоскоюИ даже бредом не зову.Моя душа почти ослепла,Высматривая, как в чаду,Поверх остывшей горки пеплаМою последнюю звезду.Вся жизнь продымлена до мига,А мира зыбкого закон —Все та же призрачная книгаНепостигаемых письмен.
«Сердце опоздало. Может статься, к сроку…»
Сердце опоздало. Может статься, к сроку,Знай оно любовь, поспело бы оно.Если та была, то все равно без проку;Значит, места нет ни скорби, ни упреку:Сердце опоздало. Все уже равно.И с подменным сердцем, в зависть бутафорам,Мы бредем по миру. Сердце мне вернутьВ силах лишь чужое сердце, по которомСердце бы забилось – и его повторомВызвало из праха собственную суть.Нет иного сердца, и другой тропы нет,Кроме как холодный вытоптанный следМежду сном, что минет, и тоской, что минет:Кто на пару с сердцем ловко арлекинит,Точно так же канет, в яме волчьей сгинет.Нет иной дороги, и надежды – нет.
«Тревогой невнятной и краткой…»
Тревогой невнятной и краткойПровеяло гущу дерев:Провеяло словно словно украдкой —И словно сперва замерев…Безмолвие чутко следящей,Душе для покоя нужныМелодии чуточку слащеИль горше такой тишины.Душа в бытии оскуделом,Не слыша созвучную с ней,Считала бы добрым уделомНедобрый, который честней:И в роще, где пыточной хваткойИ ветер, и звуки взяты,Недвижное веет украдкой,Порой обрывая листы.Помнится, по кронам древеснымОпять ветерок пролетел,Но листья паденьем отвеснымКладут заблужденью предел.О, к мертвой земле тихомолкомСлетающий лиственный прах,Шуршащий непряденым шелкомВ несбыточных чьих-то руках,Какой чернокнижной догадкойТы вызнал про тысячу бед,Что слышно, как рядом украдкойПовеяло то, чего нет?
«Небесной полная лазури…»
Небесной полная лазури,Волна прозрачна и легка,Ударом по клавиатуреДотрагиваясь до песка.На безымянной пианолеЗвучит без музыки мотив,Освобожденную от болиИдею полдня воплотив.Зачем же этого не вдоволь,И для чего взыскую яЕще небесного ль, земного ль —Но трепетного бытия?
«Самоослепленно / В зыбкую волну…»
СамоослепленноВ зыбкую волну,В мертвенное лоно —Сам в себя шагну.Ощущаю влагиТяжкий перекат,Растерявший флагиБрошенный фрегат.На неровном киле…И покошен рей…Небеса застыли,Олова серей.Небеса и море —Это тоже я,Лишь с собою в ссоре,В жажде забытья…
«Как юности памятник зыбкий…»
Как юности памятник зыбкий,Во мне и поныне светлаКакая-то четверть улыбки,Живущая тем, что жила.Порой неудобна, как маска,Надежда в холодной груди:Мерцает волшебная сказка,Чернеется явь посреди…Горя в торжестве иллюзорном,Подсолнечник хочет шепнутьСвоей желтизною – что зернамДоверена черная суть.
«В часы, когда бессонница сама…»
В часы, когда бессонница самаКак целый мир представится для взглядаИ снимет с просветленного умаЛенивый морок дневного уклада, —Я грежу; простирается прохлада,Где тень живет, а душу скрыла тьма;Я знаю, что и мука, и усладаНичтожны, как никчемные тома.Я грежу; пустота во мне густится;Душа немеет немотой провидца —И в зоркости измучилась настоль,Что ни природы, ни мечты, ни Бога,Ни даже скорби; и отдал бы много,Чтоб эту ясность променять на боль.
«Душа кровит. Пленили, будто яма…»
Душа кровит. Пленили, будто яма,Терзанья – разум, видящий обман,Который миром нарекся упрямо,Где счастье – словно запах фимиама,Обтекший жизнь, как сушу – океан.Не сделать вздоха и не сделать шагаБез горечи, что ноша невподъем.И сердце, хоть растерзано и наго,Но мучится напрасной жаждой блага,Напрасного, как помысел о нем.Какого Бога двойственная силаДала узнать, что рок неотвратим,И в то же время сердцу подарилаЕго мечту – никчемное мерило,Которое использовать хотим?Зачем его Строитель кропотливый,Во исполненье тайных теорем,Расчислил и приливы, и отливы —Весь это мир, текучий, сиротливыйИ сам не постигающий, зачем?Бог воплотился; это означало,Что и душа склонилась перед злом;А счастье, бытию первоначало,Гремушкой пустозвонной забренчалоИ сделалось гадалок ремеслом.И мир застыл, как маска лицедея,Как сам себя исчерпавший урок.Зачем же плоти жаждала идея,И как сумеем, ею не владея,Достроить недостроенный чертог?Немой останок умершего БогаИ есть наш мир; душа же родилась,Узнав его отличье от чертога,Но для нее утеряна дорогаВ утраченную Богом ипостась.И вот, блуждая в поисках потери,Душа взыскует, вглядываясь в тьму, —Но не себя, а гибельных мистерий;И только Словом приобщится к вере,Забытому истоку своему.Он Словом был, но перестал владеть им,Явившись мертвый в мертвенном миру;И значит, здесь искомого не встретим,Но только в Слове, этом Боге третьем,Душа вернется к Правде и Добру.
Новый самообман
Средь гибели кумиров и преданий —Воскресните, былые божества,Подобно грезе, видные едва,Дабы глазам блаженствовать в обмане.Творя ваш мир в пределах тесной грани,Презрите образ, явленный в пэане,Но не наитье, давшее слова.Отринуть яви четкие порядки,Дабы в Догадке снова прозиялПредметный мир, мистический и краткий:А призрачный телесный ИдеалЕй вечно чужд – единой сущей цели,Что сумраком не пожрана доселе.