Электрическая машина
Шрифт:
Петя изо всех сил кусал губы и хмурился, чтобы не дать лицу расплыться в неуместно глупую улыбку. И надо сознаться, это ему вполне удалось. Верхняя половина Пети - от головы до пояса, - вела себя безупречно. Зато с нижней половиной - от пояса до калош - делалось нечто невероятное. Ноги сами собой танцевали, брыкали Гаврика, как бы желая сказать: "Ага, ага! Теперь ты видишь!"
– Стало быть, вы берете весь вклад? - повторил чиновник.
– Весь вклад, - сказал Петя, гордо взглянув на Гаврика, но не удержался и молниеносно показал приятелю язык.
– Тогда вы должны закрыть свой счет, - сухо сказал чиновник.
Петя ужаснулся.
– Как это?
Чиновник протянул листок бумаги.
– Подайте заявление. Вон там на столе имеются письменные принадлежности - чернила и ручка.
Петя взял листок бумаги и, шатаясь, пошел к большому еловому столу, сплошь закапанному лиловыми чернилами с металлическим отливом.
Гаврик шел сзади и спрашивал испуганным шепотом, теребя Петю за рукав:
– Слышь, Петька! Что такое? Не хочет выдавать?
– Да нет же, - чуть не плача, говорил Петя, - нужно только еще подать заявление.
– Заявление? - проговорил Гаврик, и лицо его вытянулось. - Эге!
Он не удержался и даже свистнул.
– Слышь, Петька! Слушай сюда. Пойдем лучше. Я ж тебе говорил.
– Отстань! - огрызнулся Петя. - Ты ни черта не понимаешь!
Но он и сам ни черта не понимал. Какое-то заявление... Новое дело! Нет, быть вкладчиком оказалось трудно и хлопотливо.
Со вздохом Петя сел к столу, взял испачканную казенную ручку и, высунув набок язык, старательно написал заявление о закрытии счета. После этого он отнес заявление чиновнику и жалостно спросил:
– А теперь что?
Он уже не верил в получение суммы и проклинал себя за то, что так необдуманно сделался вкладчиком.
Гаврик смотрел на Петю с сочувствием. Он вполне его понимал. То же самое было и с ним, когда он пришел к тому проклятому греку и вместо денег получил дулю с маслом.
И вдруг произошло чудо. С ловкостью фокусника чиновник стукнул по заявлению каким-то штемпелем, потом стукнул этим же штемпелем по сберегательной книжке, расчеркнулся, потом щелкнул ключом, и вдруг у него в пальцах появилась совершенно новенькая зеленая, еще ни разу не сложенная, как бы накрахмаленная трехрублевая ассигнация. Он потряс ею в воздухе, отчего ассигнация загремела, и молча положил ее на барьер.
Петя оцепенел от неожиданности. Он был не в состоянии протянуть руку. Между тем Гаврик изо всех сил толкал Петю ногами и, стиснув зубы, шипел у него за спиной:
– Что же ты стоишь? Бери! Не будь дураком, хватай! Петька! Слушай здесь. Ну?
Петя очнулся. Он осторожно, обеими руками взял ассигнацию, расшаркался, сказал чиновнику "мерси" и понес ее сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, пока не почувствовал, что бежит. Гаврик насилу поспевал за ним.
Наконец на лестнице они остановились и стали рассматривать ассигнацию. Три рубля. Никогда в жизни у Пети еще не было такой крупной суммы. Петя и Гаврик самым тщательным образом со всех сторон обследовали кредитку. Они ее даже понюхали. От нее исходил сильный и удивительно приятный типографский запах экспедиции заготовления государственных бумаг.
Они посмотрели ее на свет и долго любовались водяными знаками - этими прозрачными буквами и цифрами, призрачно возникшими и засветившимися сквозь тесный узор печати.
Они любовались тончайшей разноцветной сеткой, которая волнисто окружала большую цифру 3 посредине ассигнации с маленькими, изящными, очень четкими факсимиле кассира и управляющего Главной конторой Государственного банка.
– Ага! Ага! - возбужденно восклицал Петя. - Я тебе что говорил? Теперь видишь? Ага! Чья правда?
– Твоя правда, - соглашался Гаврик.
– Видал, как я ловко получил вклад?
– Спрашиваешь!
– Молодец я?
– Молодец.
Петя торжествовал.
Правда, одно маленькое обстоятельство слегка отравляло это торжество: он уже не вкладчик; только что был вкладчиком, а теперь больше уж не вкладчик. Петя чувствовал в себе какую-то небольшую, холодноватую пустоту, подобную той пустоте, которую испытывает гимназист, выгнанный из класса и стоящий за классной дверью в пустом коридоре.
Но в сравнении с Петиным торжеством, в сравнении с его богатством это почти не имело никакого значения.
– Теперь идем покупать электрическую машину! - сказал Петя, когда они вдоволь налюбовались трехрублевкой.
Полчаса назад Гаврик, может быть, стал бы еще спорить. Но после того как Петя на его глазах так ловко получил три рубля, Гаврик чувствовал себя побежденным. Теперь Петя внушал ему безграничное доверье. Кроме того, ему ужасно хотелось увидеть электрическую машину. Электрическая машина овладела его воображением.
– Слышь, - сказал Гаврик. - И лампочка будет гореть?
– Обязательно, - сказал Петя.
– Ну?
– Я тебе говорю, - сказал Петя, делая сильное ударение на местоимении "я".
Через минуту приятели уже шагали по улице, жмурясь от ветра, несшего на них призрачные столбы пурги.
Скоро они добрались до центра. Здесь, на углу Преображенской и Дерибасовской, был магазин учебных пособий. Петя сразу узнал его витрину.
За громадным замерзшим стеклом лежала труба со множеством дырочек, над которыми теплились сине-желтые язычки светильного газа. Это было остроумное приспособление для оттаивания оконного льда. Теплый воздух струился вверх по стеклу, съедая морозные узоры инея. Лед таял. Сквозь его тончайший, совершенно прозрачный слой, омытый льющейся капелью, виднелась, как в ледяном гроте, выставка учебных пособий: банка с заспиртованными змеями, коллекция бабочек и минералов, скелет, волшебный фонарь с черной трубой, загнутой назад в виде гармоники.
Здесь были колбы, реторты, двугорлые склянки, сообщающиеся сосуды. И все это являлось как бы только преддверием некоего таинственного храма, где, окруженная, быть может, еще более устрашающими пособиями, обитает сама Наука.
Испытывая невольный страх и почтение, приятели открыли набухшую дверь и вошли в магазин учебных пособий.
Они были немного разочарованы: витрина обещала большее. Впрочем, такова была особенность всех одесских витрин: они всегда обещали больше, чем мог предложить магазин.