Элемент крови
Шрифт:
– И кто у него на линии повис? Ладно – может, человек с Шефом разговаривает.
Еще три часа назад, получив шифрованные sms от Калашникова, Краузе и Ван Ли с опергруппами должны были срочно выехать на задания. Первый – на квартиру Гензеля, второй на его рабочее место – склад с дракуловскими розами. Приказ был следующий: вскрыть в помещениях все, включая пол и стены, дабы найти следы возможного тайничка.
Алексей не сомневался, что оперативники Учреждения уже вовсю разносят паркет по досочкам, вспарывают подушки и разрушают панели стен. Волновало лишь то, что от них до сих пор не поступило
– У меня скоро голова лопнет, – скрежеща зубами, простонал Калашников. – Будь я проклят, но я совсем ничего не понимаю. Крутимся, как белки в колесе, спим по три часа в сутки, опросили кучу свидетелей – а мозги спеклись на том же месте. Сталина никак найти не можем – два часа сегодня потратили, чтобы его однокашников из семинарии вытащить, и какой в итоге компромат получили? Как он в уборную тайком бегал курить? Ни о каком Иуде и слова не было, конечно, о чем в семинарии еще разговоры? Исключительно о бабах и выпивке. Неудивительно, что все его сокурсники здесь…
Малинин сочувственно захлопал ресницами – он испытывал схожее чувство относительно спекшихся мозгов. Ему захотелось треснуть начальство по плечу – «Да успокойся, Лех, все будет нормально» – но, еще раз вспомнив утро, делать этого он не стал.
Смачно выматерившись фразой из десяти слов, Калашников нажал на кнопку – стекло с тихим шумом поехало вниз. Ожесточенно сплюнув в приот-крытое окно автомобиля, хотя правила города строжайше запрещали плевать в левую сторону, Алексей продолжил монолог:
– Итак, в сотый раз… У нас объявился маньяк, который прикончил трех самых известных людей XX века. Промежду делом сжег химика, который исследовал орудие убийства, – ну просто монстр-людоед, хладнокровный киллер. Впрочем, у нас тут у всех кровь холодная, ну да неважно. Важно другое – ему втихую помогает скромный вампир-кладовщик, который исчезает сразу после прокола с цветами. За неделю до начала серии убийств этот вампир надирается в баре, где швыряет золото в разные стороны и говорит, что у него теперь офигительно богатые спонсоры, он всем сердцем ненавидит город и ему ужасно жалко бармена. Знаешь, дорогой мой, что из всего этого выходит?
Разумеется, Малинин не знал. Зато он знал, что начальство обожает эффектные паузы. И сейчас пришло самое время уставиться на него удивленным взглядом – что он и сделал.
– Выходит из этого то, – закончив эффектную паузу и понизив голос до шепота, заявил Калашников, – что тянем мы ниточку, распутывая узелок за узелком, и никак они не кончаются. А вот того, кто эти узелки вяжет, разглядеть не можем. Мне хотелось бы знать, кто из наших стал «кротом». Но не могу сказать, что он интересует меня в первую очередь. Самый главный в цепочке – заказчик. Серега, ты знаешь – я перед ним начинаю преклоняться. Гениальный парень, продумавший все до мельчайших подробностей, собравший вокруг себя ударную команду. Сейчас он наверняка смотрит новости и смеется над нами, прихлебывая ледяное пивко. Чего он хочет? Чего ждет?
Малинину на ум неожиданно пришла сцена из молодежного триллера-ужастика: «Я знаю, что вы сделали прошлым летом». Там девушка, чувствуя, что где-то рядом прячется убийца, раскинув руки, кричит: «Чего ты жде-е-ешь? Чего-о-о ты-ы-ы жде-е-ешь?» – и ему вдруг стало смешно. Отвернувшись от Алексея, он, дергаясь, скривил рот.
Однако Калашников малининские терзания проигнорировал. Оживленно размахивая руками, насколько позволяло пространство машины, он дискутировал с самим собой. Голову Малинина он тоже не замечал – пару раз тому пришлось шустро пригнуться, дабы элементарно не заработать по загривку во время жестикуляции начальника.
– Можно ли предположить, что он испытывает вещество на жителях города, как на лабораторных кроликах, стараясь познать его силу? Сомнительно. Заказчик специально старается вызвать резонанс, чтобы сюжеты об Ангеле Смерти крутили по ТВ круглые сутки. Если он изобрел способ, чтобы готовить мутировавшую святую воду, зачем ему было посвящать в свой план столько лишних людей? А вообще – посвящены ли они? Я не удивлюсь, если половина его сообщников понятия не имеют, для чего именно их наняли и какую конкретно цель преследует заказчик. Но тогда у него просто уникальный талант. Да, люди в отделах Учреждения действительно не ангелы – они берут взятки у китайских торговцев, но им смысла нет рисковать карьерой в случае шокирующего преступления, которое ко всему прочему – на личном контроле у Шефа. Несмотря на это, заказчик с легкостью нашел «крота» среди наших. Интересно, чего такого он мог ему пообещать?
Жаркие рассуждения перервал звонок мобильника. Со словами «О, наконец-то!» Калашников схватил трубку. Но это оказался вовсе не долгожданный Краузе.
– Алексей, послушайте, это просто чудовищно! – услышал он в динамике рыдающий голос доктора Склифосовского. – Ну почему, почему я все узнаю последним? Подумать только, мы с покойным Дмитрием Ивановичем только на прошлой неделе играли в шахматы, а тут – раз, и на тебе… Я с ума схожу, у меня его смерть в голове не укладывается. Знаете, ведь на этот раз мне даже никто не позвонил, чтобы я обследовал место преступления, – какое свинство! Вы не в курсе, голубчик, когда состоятся похороны Менделеева?
– Николай Васильевич, какие похороны, о чем вы говорите? – Калашников пытался как можно деликатнее отвечать хирургу, но корректные словосочетания соболезнований, как назло, в уме не находились. – Извините, но мы же и так находимся под землей.
– Ах да-да… это вы меня извините, батенька, – стонал Склифосовский, перемежая речь трубными всхлипами. – Я в таком состоянии, что ничего, совершенно ничего не соображаю… Действительно, где ж его тут хоронить-то… Милейший был человек… Ума не приложу, почему так получилось… Жестока судьба, ведь он и так один раз уже умер! И настолько был предан своей работе, сейчас уже подобных, знаете ли, не встретишь…
Калашников тактично молчал, изредка кивая, как будто профессор мог его видеть. Прервать разговор первым он не мог, считая это невежливым.
– Такая светлая голова, – изливался Склифосов-ский. – Фонтанировал идеями, сидеть на одном месте не мог, по десять блокнотов в день изводил – чуть что ему придет в голову, так немедленно записывает. Очень переживал, что тут химия никому не нужна. А тело, голубчик… тела-то не осталось, чтобы я хотя бы проститься с ним мог?
– Нет, Николай Васильевич… Все как в прошлые разы – чуть-чуть угля и пепел.