Елена Рерих. Путь к Посвящению
Шрифт:
Аналогичный случай произошел спустя два года, накануне второй Балканской войны (1913). На этот раз Елена Ивановна на рассвете (это было приблизительно в июле) слышала голос, сказавший ей: «Все бумаги продать» [160] . Как она пишет в автобиографии, этот совет также не был исполнен, а между тем вскоре после этого началась вторая Балканская война с теми же последствиями – падением стоимости ценных бумаг.
Елена Ивановна также отмечала, что приблизительно в эти же годы «часто повторялся сон: черная настенная доска, и большая мужская рука пишет мелом цифры. Цифры эти встречались в жизни и служили путеводными знаками» [161] .
Вещие сны Елены Ивановны отражали будущее не только ее семьи. Нередко эти предвидения касались исторических судеб России и даже мира. Елена Ивановна заранее знала результаты Русско-японской
Не все сны и видения этих лет вошли в автобиографический очерк, написанный Еленой Ивановной в 1949 году по указанию Учителя. Между тем, как уже говорилось, многие символические образы, увиденные ею в пророческих снах, станут позднее образами картин Николая Константиновича. А вот фрагменты автобиографии Елены Ивановны, посвященные предвидению событий революции:
«1916 год. За несколько месяцев до февральской революции видела сон, в котором все царские дворцы, находившиеся в разных местах, соединились, опустели и лишились своих обитателей. В недоумении я прохожу по опустевшим помещениям, никого не встречая – даже слуг. Наконец вхожу в большую светлую залу, заставленную в беспорядке всевозможными предметами, там собралась довольно большая группа людей, среди которых художники, члены “Мира Искусства” и несколько других художественных деятелей. Все они, видимо, заняты переписью дворцового имущества, ибо ходят, рассматривают предметы, развешивают и навязывают ярлыки, причем директор Эрмитажа гр[аф] Дм[итрий] Ив[анович] Толстой сидит за длинным столом перед огромной раскрытой книгою – инвентарем и вписывает новые предметы. Никто из присутствующих не замечает меня. За спиною гр[афа] Толстого открывается широкая дверь, в ней появляется мой отец. Он пристально смотрит на меня, и взгляд его передает мне необходимость ухода, отъезда, также я понимаю, что настало время кощунств и преступлений, и, следуя указанию, – бегу. Пробегаю какой-то парк, оттуда в лес, бегу зелеными пригорками и холмами, пока не добегаю до небольшого дома с садом и изгородью и уже не могу найти выхода. Понимаю, что посажена в клетку, но страха нет, ибо надо мною синее небо, а изгородь обвита цветущим шиповником… Весною мы уехали в Финляндию, жили в небольшом доме с садом и изгородью, был там и шиповник» [163] .
Еще один вещий сон о грядущих судьбах мира Елена Ивановна увидела годом позже:
«1917 год. Сон – высокое, почти пустое помещение, я стою перед длинным столом, на котором складывается карта Земли. Большая мужская Рука сверху, как бы с потолка, бросает один за другим выпиленные куски этой карты и складывает их в порядке. Когда карта Европы, Урала и Сибири была сложена, а куски, принадлежавшие Маньчжурии, Корее и Китаю, были наброшены, но не сложены окончательно, Рука красным карандашом провела прямую черту с севера на юг, отделив Прибалтийский край, Польшу, Литву и Бессарабию от остальной России. Затем в той же Руке появилась маленькая желтая собака, вроде крысоловки, которую Рука поставила на груду плохо сложенных кусков Китая, и эта собачка начала хватать в беспорядке один кусок за другим, тут же выбрасывая их, видимо, желая пробраться к Сибири. Голос сверху произнес: “Россия – внутренняя Держава, но все же будет сильна”.
После войны Версальским договором все земли, отделенные красным карандашом, были отторгнуты от России» [164] .
Откровения о будущем
В эти годы у Елены Ивановны было несколько снов-видений, имевших скорее духовный, чем исторический, характер. Эти сны отражали перемены, складывающиеся на уровне метаистории. Так, в 1911 году Елена Ивановна увидела два сна, значение которых ей самой стало понятно лишь через несколько лет. Позднее она запишет в своем очерке: «Сон – видение Гигантской Огненной Рыбы, низвергнутой с Небес. Сумерки, вечерние, едем с Н.К. в дорожном тарантасе по дороге, проложенной среди широкой долины и обсаженной деревьями. Налетает страшный ураган, небо становится бархатным, черным, деревья со свистом пригибаются к земле. Наш тарантас опрокидывается, мы летим в канаву, но остаемся невредимыми. С ужасающим ударом грома чернота небес разверзается, и из Горнила Огня, как молния, низвергается
Позднее я узнала, что на Востоке Рыба являет символ Аватара, Мессии, и, конечно, Аватар на своем проявлении не может не потрясти сферы земные и небесные.
Сон на следующую ночь. Муж и я едем в том же тарантасе по безотрадной местности, совершенно лишенной каких-либо признаков растительности и жилья. Все выжжено. Небо серое, земля того же тона – серо-желтая. Долго едем по этой жуткой пустыне, не встречая ни птиц, ни животных. Наконец вдали, в стороне, показывается холм. Обрадовавшись, подъезжаем ближе, думая, взойдя на него, увидеть что-либо на горизонте, но, подъехав вплотную, с ужасом увидели, что это был не холм, но гигантский свернувшийся и спящий змей, того же тона, что и вся земля. Встало сознание, что этот гад сожрал все вокруг себя и заснул» [165] .
Если первый сон свидетельствовал о приходе Мессии, то второй сон, очевидно, в символической форме отражал духовное состояние мира, стоящего на пороге резких перемен. Оба сна носили пророческий характер и касались будущего всего мира.
Очень значительный, поистине метаисторический по своему характеру сон-видение увидела Елена Ивановна в 1913 году. Сама Елена Ивановна в автобиографии охарактеризовала его как «сон – видение, сопровождавшееся необычайно сильным переживанием духовного восторга». Этот сон она увидела под утро 31 октября 1913 года, спустя ровно неделю после горестного события – смерти матери; он был словно послан ей в утешение. Вот как она описывала его в автобиографии:
«Иду длинным светлым коридором, дохожу до дверей, открываю их и вхожу в большое светлое помещение, но без окон, ищу глазами следующую дверь, чтобы пройти дальше. Смотрю направо, но стена исчезла, и передо мной открылась красно-розовая сфера, посреди – широкая и высокая лестница, сужавшаяся в перспективе кверху, вершина ее тонула в розовом свете. По обе стороны этой лестницы, на каждой ступени, стояли группы людей в одеждах одинакового покроя. У подножия лестницы – группы в красных одеяниях с безобразными черными пятнами на лицах и одеждах. На следующих ступенях пятна постепенно уменьшались, и по мере дальнейшего продвижения вверх и люди и одеяния их становились светлее, и на вершине они уже сливались с чистым розовым светом.
На самом верху лестницы обрисовалась гигантская прекрасная фигура в красном одеянии с темным плащом, перекинутым через плечо. Прекрасные черты и длинные черные волосы до плеч. Облик этот стремительно несется вниз по лестнице, крыльями развевается темный плащ, но у самой подошвы лестницы он остановлен как бы выросшей перед ним преградою и в полном изнеможении склоняется на нее, причем необыкновенно красиво свешиваются волны темных волос и ложатся складки его одежд.
Оборачиваюсь к противоположной стене, но и тут происходит то же явление – стена исчезла, вместо нее блистающая, радужная сфера. Такая же лестница посреди, и вершина ее тонет в солнечном свете. То же по обеим сторонам и на каждой ступени. Внизу, у начала лестницы, одежды их (людей. – Авт. ) голубятся, но по мере подъема они сами и одежды их светлеют, серебрятся, сливаясь на вершине с блистающим светом. Как и в первой сфере, на самой вершине, на фоне ослепительного света солнца вырисовывается Величественный Облик; лик из-за света невозможно рассмотреть, но сердце-сознание подсказывает, что это Образ Христа.
Медленно, страшно медленно начинает Он спускаться, протягивая в стороны то правую, то левую руку и дотрагиваясь до групп стоящих людей. При этом прикосновении над головами людей вспыхивают языки огней, причем у каждой группы свой цвет, и все эти огни являют радугу нежнейших тонов.
С восторгом смотрю на эту красоту, внезапно вихрь подхватывает меня, моя траурная одежда (после смерти матери) остается лежать, я же в светлом одеянии поднята к подошве лестницы и поставлена среди нижней группы людей. Мучительно жду – дойдет ли до меня Христос, дотронется ли до меня и какой огонь загорится над моей головой? И Христос доходит, протягивает правую руку, и в экстазе я чувствую, сознаю, что из моего темени вырвалось пламя и зажглось сине-серебряным Огнем» [166] .