Елена Троянская
Шрифт:
— Моя дорогая, может, твои спутники… воздержатся от вопросов?
— Нет, — решительно ответила я.
Геланор никогда не подводил меня. Вопросы, которые рождал его пытливый ум, всегда вели к новым решениям.
— Здесь нет места, чтобы построить дворец, о котором ты мечтаешь. Так, может, следует внести исправления в мечту? Или есть другой выход: найти место ниже и построить там обычный дворец.
Расстроенный, Парис обратился к Геланору:
—
— Почему бы нет? Если существуют двухэтажные, значит, могут существовать и трехэтажные. Или даже четырехэтажные.
— Но если мы построим трехэтажное здание, оно будет возвышаться над остальными. Не вызовет ли это недобрые чувства? — спросила я, ибо не хотела ссориться с троянцами.
— Вот почему я говорю только о трех этажах. Четыре будут восприняты как вызов, — ответил Геланор.
— Но это нелепость! Верхний этаж раздавит здание и убьет всех жильцов! — Архитектор взмахнул руками. — Я не согласен! Я не хочу быть соучастником в этом преступлении. Если с царевичем что-нибудь случится — царь казнит меня. Нет, я отказываюсь!
Геланор улыбнулся Парису.
— Похоже, тебе придется выбирать. Безопасность и обыкновенный дворец в другом месте либо риск и необыкновенный дворец на вершине. Конечно, плата за риск немалая.
— Я хочу дворец здесь и только здесь!
— Тогда возьми себе другого архитектора! — заявил архитектор.
Парис рассердился.
— Хорошо. — Он обернулся к Геланору: — Ты можешь остаться в Трое, чтобы руководить строительством? Если все закончится успешно, ты прославишься на весь мир!
— А если нет? — спросил Геланор с любопытством, без испуга.
— Тогда на наши с Еленой головы падет крыша, а на твою — гнев Приама. Но ты ведь грек, ты сможешь убежать.
— От угрызений совести я не смогу убежать. Поэтому постараюсь, чтобы крыша не рухнула.
— Это безумие! — кричал архитектор. — Я непременно приду на ваши похороны. Ваши раздавленные тела придется спрятать от глаз! Вы своими руками строите себе погибель!
Тряся головой, он быстро пошел прочь, вниз по склону.
— Людям свойственно бояться, — сказал Геланор. — Но отчаявшимся дано мужество отчаяния. А постройка такого здания, мой царевич, безусловно требует мужества.
— Так ты останешься, чтобы руководить строительством? — спросила я.
— Разве может быть иначе? Ты снова победила. Заварила эту кашу…
— Я заварила?! Да я с самого начала возражала против этой затеи Париса! Уезжать из дворца Приама — это значит, по-моему, вызвать его большое недовольство. Зачем нам это нужно?
— Затем, чтобы я остался!
— Ах ты, самонадеянный тип!
— Перестаньте, — вмешался Парис. — Со стороны можно подумать, будто вы двое влюбленных!
Геланор рассмеялся, на этот раз более тепло, и, отсмеявшись, сказал:
— Но ты же не со стороны.
— Геланор редко смеется. Его смех только доказывает, как нелепы твои слова, — заметила я.
Неожиданно на пороге своего дворца показался Гектор и вопросительно посмотрел на нас.
— Братик! И Елена, прекраснейшая из женщин, — окликнул он нас и решительно направился через площадь как человек, который не привык медлить. — О чем вы спорите таким прекрасным утром?
— Я хочу быть не только твоим братом, но и соседом! — ответил Парис. — Собираюсь построить на этом месте собственный дворец. Рядом с твоим.
— Но здесь же стоит дом, — приподнял бровь Гектор. — Тут живет Ойкл, заводчик лошадей.
— Я выкуплю у него дом с землей, — небрежно сказал Парис, сопроводив слова выпроваживающим жестом.
— Меня радует твоя скромность, мой недавно обретенный брат. На этом месте можно построить только крошечный дворец. Не спорю, и он может быть красив.
— Мой дворец будет большим. У меня есть план, как это сделать.
— Я не представляю, как это можно сделать, если ты, конечно, не волшебник.
— Вот мой волшебник. — Парис подмигнул Геланору.
— А, мудрейший человек Греции, — вспомнил Гектор. — С интересом буду ждать результата волшебства.
— А куда ты направляешься? — спросил Парис. — К лошадям?
— Да, — кивнул Гектор. — Нужно проверить загоны для молодняка. Кизик прислал заказ на нескольких кобылиц и одного отменного жеребчика. Надо выбрать сегодня утром.
— Я показал Елене наши стада вчера. А в загонах, которые ближе к городу, мы не были.
— Лошади — наша страсть, — улыбнулся Гектор.
Я обратила внимание, что Парис не рассказал о своем вчерашнем падении.
— Андромаха тоже любит лошадей, — продолжал Гектор. — И великолепно разбирается в них. А ты?
— Пока нет.
— О! — воскликнул Гектор, оглядываясь: тонкие руки легли ему на плечи сзади, пальцы — как стебельки. — Кассандра!
Он посторонился, и я увидела бледное лицо в обрамлении прядей прямых волос. Никогда я не встречала таких, совсем лишенных красок, лиц — даже брови были бесцветными. Голубые глаза были прикрыты тяжелыми веками, которые придавали им бесстрастное выражение.