Елена Троянская
Шрифт:
Гекуба молчала. Она, прищурившись, смотрела вниз, в долину, и ее дочери тоже неотрывно глядели туда, где их брат должен был испытать судьбу — которую, правда, выбрал сам.
Начались последние приготовления к поединку. Гектор, полководец троянцев, а от ахейцев — Одиссей отмерили место для сражения. Соперники ждали. Менелай вышел перед греческим войском и стоял, широко расставив ноги, в неуклюжей позе, которую я так не любила. Забыв все свои обиды, я прониклась жалостью к нему: он тоже страдает из-за меня.
Парис, опустив голову, смотрел в землю. Жертва,
Затем Гектор встал между ними, взял жребии, положил их в окованный медью шлем и встряхнул, чтобы решить, кто первым бросит копье. Выпал жребий Париса.
Оба бойца надели шлемы, и бронза скрыла их лица. Они вышли на середину между войском троянцев и греков, встали близко друг от друга на измеренном месте. Менелай выставил перед собой свой большой круглый щит. Парис отвел назад руку с длинноствольным копьем и метнул его. Оно ударилось с грохотом в щит Менелая, но не пробило его, острие же погнулось. Менелай выдернул копье из щита, отбросил в сторону и сразу сам устремился с копьем на Париса. Благодаря богине я смогла услышать слова его молитвы, обращенной к Зевсу: «Царственный Зевс, дозволь мне отомстить Парису. Он первый сделал мне зло. От руки моей пусть он погибнет, чтобы и в дальнем потомстве никто не осмелился зло причинить тому, кто его принимал дружелюбно и щедро, как я Париса». Слова, продиктованные самолюбием и гордостью. От моего сочувствия к Менелаю не осталось следа.
Ненависть напитала удар Менелая силой, копье пробило щит Париса, пронзило панцирь под ним, разорвало тунику прямо вдоль паха. Парис сумел отклониться назад и избежал гибели. Не успел он встать ровно, как Менелай вынул меч и, замахнувшись, ударил Париса по шлему. От мощного удара Парис пал на колени, но меч, вместо того чтобы пробить шлем, чудесным образом развалился на части, которые серебристым дождем упали к ногам Париса.
Менелай застонал, воздел руки к небу:
— Зевс, наш отец! Никого нет злотворнее тебя средь бессмертных! Напрасно копье улетело, и меч разломился в руке.
В ярости бросился Менелай на Париса и ухватил его за шлем, украшенный густой гривой. В Менелае проснулась сила Геракла; он приподнял Париса над землей, а потом поволок за собой в сторону греков. Он решил прикончить Париса голыми руками, поскольку копье и меч подвели.
Ремень от шлема, плотно повязанный у подбородка Париса, затянулся вокруг его шеи и беспощадно душил. Зрители, собравшиеся у Скейских ворот, вскрикнули и затаили дыхание. Ноги Париса беспомощно тащились по земле, руки тщетно пытались сорвать шлем.
Вдруг губительный ремень лопнул, Парис вскочил на ноги, а в руках Менелая остался пустой шлем. Изумленно посмотрев на него, Менелай бросил его, завертев, друзьям и снова устремился к Парису. В следующий миг ясное солнце, освещавшее долину, затянулось тучами, густой туман окутал землю, и оба соперника исчезли из виду.
Нас, зрителей, тоже окутал туман. Я не могла видеть даже Приама, рядом с которым сидела. Зато я услышала мягкий, тихий голос своей спутницы:
— Ступай во дворец. Парис тебя ждет в брачном покое на тонко обточенном ложе, блистает своей красотой. Поспеши к нему.
Не в силах стерпеть такую насмешку, я, смертная, отважилась дать отпор ей, бессмертной, которая продолжала дразнить меня.
— Нет! Я своими глазами видела, как Менелай победил Париса. Зачем ты мучаешь меня? Хочешь посмеяться, когда я войду в пустую спальню?
Прежде чем она ответила, меня сковал ледяной ужас.
— Дерзкая! Ты меня не гневи. А то я тебя покину, стану тебя ненавидеть, как сильно доныне любила! Как ты смеешь оплакивать свою долю, когда я помогаю тебе? Вот когда помогать перестану — тогда и лей слезы! А теперь делай, что тебе говорят. Ступай во дворец, к Парису на брачное ложе.
Я оставила общество у стены и пошла во дворец. Из-за тумана никто ничего не заметил.
Ноги мои налились свинцом, и я с трудом одолела подъем до дворца. Я не верила, что Парис ждет меня там. Он остался лежать на поле брани и отныне живет только в моей памяти. Никакое чудо не поможет перекинуть мост через разделившую нас пропасть — ни в этой жизни, ни в той. Так и будем мы с ним бродить в темноте подземного царства, где холодная вода сочится меж камней и немые беспамятные тени скользят мимо друг друга.
Возле дворца не было ни души: все горожане собрались у стены. Двери дворца были широко распахнуты: странно, обычно они плотно закрыты. Во дворце я не обнаружила ни стражи, ни слуг, которые обычно наполняли его. Звук моих шагов гулко разносился по коридорам. Туман рассеялся, и снова ярко светило солнце, заглядывая в окна. Я поднималась по лестнице в тишине, которую ничто не нарушало. На последней ступени я помедлила: мне не хотелось переступать порог спальни. Я оглянулась: позади никого. «Эвадна» исчезла, как и следовало ожидать.
Я взялась за массивную ручку двери, распахнула ее. Комнату наполнял яркий свет, который в первый момент ослеплял. Послышался легкий шорох. Я посмотрела на кровать: Парис лежал обнаженный, распростершись, словно фавн на цветущем берегу реки. Он удивленно сел, прикрываясь простыней и моргая, как внезапно разбуженный от глубокого сна человек.
Как он здесь оказался? Где его доспехи? Почему он спит? Я смотрела на него, ничего не понимая, не в силах вымолвить ни слова.
— Елена! — позвал он без этой ужасной, ненавистной мне холодности в голосе. — Елена!
Он звал меня, как растерявшийся ребенок — мать.
Внезапно наше уединение было нарушено. Афродита, нимало не заботясь теперь о том, чтобы придать себе сходство с Эвадной, впорхнула с креслом в руках и поставила его возле ложа.
— Садись! — приказала она.
Я послушно опустилась в кресло, не глядя при этом на богиню. Я не сводила глаз с Париса.
— Я видела все… Там, в поле… — начала я.
— Да, Менелай схватил и потащил меня, а потом я каким-то чудом освободился. Шлем слетел с головы в тот самый миг, когда я понял, что умираю. А умирать не хотелось, несмотря на все мои гордые заявления, что я должен умереть, а ты — вернуться к Менелаю.