Элеонора Дузе
Шрифт:
над правдой. Верша свой суд, пристрастные судьи оперируют чисто
внешними фактами, выхваченными из самых ничтожных и грязных
жизненных явлений без какой-либо возможности разрешения кон¬
фликта, а значит, и без катарсиса.
Всегда неизменным оставалось восхищепие Дузе реализмом Вер-
га. Свободный от предрассудков, он проникал в самые сокровенные
глубины реальности и умел вдохнуть жизнь в свои бессмертные обра¬
зы. И если, кроме его
пи одного из его одноактных произведений, то так случилось лишь
потому, что его пьесы, при всей их оригинальности и драматической
силе, были, по ее мнению, слишком тесно связаны с сицилийскими
обычаями, являясь, скорее, картинками из местной жизни, нежели
широким полотном, отражающим конфликты и проблемы бытия.
В 1887 году она поставила «Аббатису из Жуара» Эрнеста Рена¬
на 89. По замыслу автора, это был, скорее, роман, написанный в фор¬
ме диалога, нежели сценическое произведение. Велико же было его
удивление и признательность, когда он узнал, что Дузе своим удиви¬
тельно проникновенным исполнением роли героини реабилитировала
произведение, занесенное французской критикой в разряд амораль¬
ных.
Попытка Дузе поставить «Чечилию» Косса90 закончилась неуда¬
чей. Впрочем, такая же судьба неизменно постигала и любую другую
новую пьесу. Только когда Дузе соглашалась играть Денизу, Федору
или Маргерит Готье, полупустой зал снова до отказа заполнялся пу¬
бликой, как во времена ее первых успешных выступлений в труппе
Росси.
Тем не менее Дузе мужественно продолжала искать новые италь¬
янские пьесы. Она поставила «Мужей» Акилле Торелли, комедию, ко¬
торая и сегодня еще сохраняет свое место в истории современного те¬
атра. «Я устала от сумасбродных ролей, мне хочется чего-нибудь
нашего, итальянского, мне нужны ваши пьесы, много пьес,— взволно¬
ванно писала она Торелли в промежутке между двумя представле¬
ниями «Федоры».— Я хочу заняться как следует пьесой, которую вы
мне прислали, я не могу читать ее между репликами этой удручаю¬
щей «Федоры». Дайте же мне разделаться с нею, и тогда я вся ва¬
ша...»
Привлеченная новизной формы «Идеальной жены» Марко Пра¬
га91, она помогла молодому автору закончить работу над пьесой и с
успехом поставила ее на сцене. Позднее, в последние годы своей жиз¬
ни, она сыграет в его «Закрытой двери» и этой ролыо завершит свою
театральную и человеческую миссию.
Элеонора как-то сразу поверила в молодого писателя. Ей показа¬
лось, что она разглядела в нем именно того нового автора, которого
так ждал итальянский театр. Она побуждала его писать и даже вно¬
сила вместе с ним поправки в текст пьес. Однако довольно скоро она
убедилась, что его новаторство касается скорее формы, чем самого
духа пьесы, и ее постигло разочарование.
Она жаждет обогатить репертуар, но в то же время напоминает
некоторым молодым писателям, таким, как, например, Галено Синим-
берги, добивавшимся, чтобы Дузе помогла их пьесам увидеть свет
рампы, об их ответственности перед искусством. «...Я благодарна
вам,— писала она Синимберги, от которого ожидала рукописи его
«Свадьбы Ирены»,— и просто счастлива, что могла хоть в самой ма¬
лой степени подтолкнуть вас к завершению вашего замысла. Одна¬
ко — поверьте, я говорю истинную правду — не задерживайте вашего
внимания па мне, следуйте своему замыслу, развертывайте драму
так, чтобы приблизиться к идеалу добра и красоты, ибо это и есть ис¬
кусство. И не пишите пьесу (как бы это сказать?) ну, для какой-то
определенной актрисы. Так вы можете оказаться на ложном пути,
ибо создать истинное произведение искусства можно только служа
лишь самому искусству...
Я обещаю, что сумею прочитать, изучить и донести до зрителя
ваши мысли. Но, повторяю, гоните от себя прочь заботу о том, чтобы
писать для актрисы. Сегодня мы есть, а завтра нас нет... Тот же, кто
пишет, должен оставаться в своих произведениях...»
И все же истинной ее страстью, единственной надеждой оставался
Шекспир — «Антоний и Клеопатра», трагедия, перевод которой к
этому времени уже закончил Арриго Бойто.
Теперь она ждет — напряженно, но с верой в себя. «Искусство и
воля мне помогут. Искусство, которое было для меня всегда, каждую
минуту защитой, отрадой, прибежищем, улыбкой моей жизни».
В канун премьеры Бойто писал ей: «...Итак —с богом! Войди же
в прославленную трагедию, и ты выйдешь из нее со славой. Ты пред¬
станешь во всем блеске и победишь. Убеждение — могущественней¬
шая сила, оно покоряет самую дикую толпу».
22 ноября 1888 года, в бенефис Элеоноры в миланском театре
«Мандзони», состоялась премьера «Антония и Клеопатры», постав¬
ленной Эделем92. Этот спектакль принес Дузе невиданный успех.
Кстати сказать, в тот же самый вечер во Флоренции труппа Росси
давала «Джачинту» и потерпела оглушительный провал.