Элеонора Дузе
Шрифт:
ми цифрами, которые объяснят вам мое финансовое и моральное со¬
стояние: расходы на реквизит и костюмы для «Женщины с моря» —
98 ООО; расходы на постановку «Закрытой двери» — 27 ООО; на «Да
будет так» — 32 ООО; кроме того, на реквизит и костюмы для поста¬
новок, которые не пошли, еще 35 ООО. Таким образом, всего получа¬
ется 192 000 лир. По-вашему, это маленькие расходы для одного
человека? И если я говорю, что нет необходимости в Поэте,
лать перевод «Исступления», то, уверяю вас, что не нужен даже пере¬
водчик. Небольшой театр должен обходиться своими силами! Но не¬
обходимо, чтобы многие знали некоторые маленькие истины. Нам
нужны не переводчики, а художественный театр, который бы прини¬
мал и ставил настоящие произведения искусства. Я вот тут сейчас ба¬
рахтаюсь, растрачиваю душевные силы, деньги и желания, а кончу
тем, что (по словам Бодлера 197) стану «1е soufflet et la joue» *.
В январе 1923 года, приехав в Неаполь, чтобы выступить в трех
спектаклях, Дузе тяжело заболела. Содержание труппы стоило ей ты¬
сячу лир в день. Она уже заняла денег и не знала, сможет ли достать
еще. Она не в силах была предпринять далекое путешествие и отка¬
залась от предполагаемой ранее поездки в Мадрид.
Сальваторе JIaypo с огромным воодушевлением говорил о «Госу¬
дарственном театре», о будущем «Голиардическом театре». Как аванс
за спектакль, который Дузе должна была дать на Гарда, ей был вру¬
чен чек на 30 ООО лир. Разговора об этом спектакле больше не было.
Ко всем бедам Дузе прибавилось сомнение насчет происхождения
этого чека. В самом ли деле это аванс за будущую работу, за спек¬
такль на Гарда, за организацию и создание «Государственного
театра»?..
После спектаклей Дузе в Венеции Джино Дамерини 198 опублико¬
вал взволнованное и полное тоски «Прощание с Элеонорой Дузе».
«...Эти восторженные крики, почести, эти триумфы «несравнен¬
ной», эти скитания по Италии, которые ожидали ее всегда, всю
жизнь,— этого ли она искала, этого ли хотела? Неужели она, любя¬
щая жизнь и живущая искусством, одинокая среди леса рукоплещу¬
щих рук, устав от бесконечных страданий и в жизни и в искусстве,
ушла со сцены лишь затем, чтобы отдохнуть? Неужели не хотелось
ей, чтобы святой огонь, всегда горевший в ее душе, все новое, что она
создала, обернулось бы славой или хотя бы уважением к нашему
драматическому театру? Нет, она мечтала быть нужной, быть неким
символом, знаменем. После своего возвращения на сцену, после той
жертвы, которую она принесла, уединившись, она надеялась
трудничество тех многих, кто обещал ей это сотрудничество, пока
она была вдали от сцены, надеялась, что к ней примкнут те, кто уве-
* Пощечина и щека (франц.) — то есть тем, кто получает пощечины от
самого себя.
рял, что ждут только ее призыва, рассчитывала на поддержку орга¬
низаций, способных на это больше всего, на поддержку государства,
постоянно владеющего реальными возможностями, на сотрудничест¬
во молодежи — молодых писателей, актеров, художников,—на созда¬
ние серьезного, постоянного, полезного театра, в котором нашли бы
свое воплощение ее самые сокровенные мечты, театра национального
в самом полном и благородном смысле этого слова».
3 марта 1923 года Дарио Никкодеми 199 опубликовал в римской га¬
зете «Эпока» взволнованное открытое письмо к Элеоноре Дузе; в
письме содержался призыв, с которым актрисе надлежало обратиться
к королю. «Не просить, а требовать,— говорилось в письме,— чтобы
был создан «Дом итальянского театра», который должен быть и шко¬
лой и театром». Однако Элеонора Дузе не стала ни просить, ни тре¬
бовать. «Чтобы не умереть, нужно жить»,— написала она в одном из
писем и приняла приглашение сыграть в Лондоне 7 июня. На деньги,
полученные по контракту в качестве аванса, она, делая по дороге не¬
большие остановки, прибыла в Лондон. Там на ее долю выпал триум¬
фальный успех, явившийся для нее большим утешением. Он побудил
ее принять предложение выступить в Вене и отважно согласиться на
последнее турне по Америке, на котором настаивал известный критик
Старк Янг, отмечавший впоследствии огромное влияние, которое при¬
езд Дузе в Соединенные Штаты оказал на американский театр.
В Уши, неподалеку от Лозанны, она на несколько дней останови¬
лась, чтобы отдохнуть. Время развеяло пережитую ею боль, страда¬
ния смягчили ее душу, и под влиянием нового, материнского чувства
она послала Д’Апнунцио письмо, полное нежности, которое как бы
продолжало никогда не прерывавшийся между ними разговор о вер¬
ности и искусстве.
«Лозанна — Уши, Савой Отель.
10 августа 23 года
Годовщина Окна Гардопе приближается *.
Сын мой, желаю здоровья и успехов. Жить стоит, во всяком слу¬
чае, жить лучше, чем умереть.
Я здесь, чтобы набраться сил.
В июне я снова принялась за работу, прерванную долгой бо¬
лезнью, и в Лондоне все было хорошо.