Элеонора. Кровные узы
Шрифт:
— Знаешь, я на такие тусовки уже отходил. В принципе, ничего, но как-то уже поднадоело. По сути дела, это не более чем игрушки для взрослых деток.
— А твои тренировки, стало быть, не игрушки?! Только не говори, что найдо пригождается в жизни на каждом шагу. Можно подумать, в городе все ходят с мечами и всем прочим, что у вас используется. А у нас тут еще и шаман есть. Не игровой, а реальный, по жизни. Он умеет вызывать духов, а в другие измерения шатается так же просто, как ты ездишь к маме на дачу. Вон, посмотри, он у самого постамента, в косухе и черном хайратнике. Жаль, не подойти пообщаться: Элхэ с Меллюзиной прилипли
Заметив простодушное восхищение, написанное на лице девушки, и бросив взгляд на тусовочного кумира, окруженного юными барышнями, взирающими на него с откровенным обожанием, собеседник отворачивается и нарочито небрежно произносит:
— Шаман — это, конечно, неплохо, а знаешь ли ты, кто на самом деле мой сэнсэй? Крутейший маг-чернокнижник! Он нам на каждой тренировке так прямо и говорит: «Вы думаете, мы тут занимаемся восточными единоборствами? Мы занимаемся магией!» У него есть такая книга — там написано, как путешествовать по мирам, а вызывать всяких потусторонних сущностей для него это так, семечки, развлечение после ужина. Досталась от одного демона, он ему письменный стол отремонтировал. Ну, хобби у сэнсэя такое — реставрация старой мебели, а в аду, сама понимаешь, деревянная мебель не очень-то хорошо сохраняется. Наличных у демона при себе не оказалось, так он книгой с ним расплатился, думал, сэнсэй не сможет ее прочесть. А он пошел в полночь — в пятницу, тринадцатого — на кладбище, прочел заклинание на могиле нераскаянного грешника, начертил на обложке секретный знак и в два счета во все въехал. Теперь этот демон сам на него шестерит.
— Ой, здорово! А посмотреть на эту книгу можно, хоть одним глазком?
— Ты что! Сэнсэй никого из людей к себе в дом не приглашает. Потому и поселился за городом в уединенном особняке. С виду благонамеренный двухэтажный дом с башенкой на Выборгском шоссе, и не подумаешь даже, что там такие дела творятся. Вот в башенке-то у него и оборудована магическая лаборатория. Книга лежит в сундуке, окованном железом со старинных церковных ворот. Днем на нее не должен падать ни один луч света, а по ночам ее надо вынуть и положить на столешницу из черного кладбищенского мрамора, чтобы она напиталась лунным светом, типа подзарядки аккумулятора. Вход в лабораторию стерегут два скелета с ятаганами, а еще у него там чучело совы и ручная гремучая змея...
— Ой, как классно! Но ты же у него был в гостях? А мне с тобой можно? Максик, ну пожалуйста!
— В принципе, это позволено только старшим ученикам, но я попробую поговорить с сэнсэем... Слушай, а ты здесь еще не натусовалась? Да? Тогда пошли в «Республику кофе», здесь недалеко.
Около месяца спустя после разговора на Московском вокзале
Сайт «Вести Средиземья»
Форум, дискуссия «Есть ли волшебство в реальной жизни», участник Радужный Котенок:
«Говорите, в реале никакого волшебства? А вот ничего подобного! Некоторые так вообще занимаются им на профессиональном уровне. И я вовсе не о тех, которые в рекламной газете именуют себя магами и колдунами, а на самом деле просто зашибают деньги. Из самого достоверного источника известно, что под Питером живет крутейший чернокнижник, специалист по потусторонним существам. В самом обыкновенном с виду домике с башенкой на Выборгском шоссе. Большего, по понятным причинам, сообщить не могу. Говорят, аномально теплое лето в этом году — тоже его рук дело».
Опять настоящее время
Вот и нужный дом, недолго пришлось искать. Теперь во двор, железная дверь направо, и на самый верх. Дом, конечно, не такой красивый, как наш, но тоже ничего, жить можно.
— Здравствуйте, я бы хотел увидеть Валерия Викторовича, художника.
— Валерия? Да, разумеется. Жанночка, это к вам!
В коридоре появляется Жанна Германовна в умопомрачительном бледно-розовом сари, расшитом золотыми цветами и птицами. Со времени последней встречи она стала выглядеть еще более доброжелательной, чем обычно. Не то слово, она просто светится.
— Андрюша, здравствуй! Как ты повзрослел! Проходи, рассказывай, как ты, как твои дела, как мама и бабушка? Я очень часто о вас думала, жалела, что не оставила нашего нового адреса. Вы уже переехали? В каком районе вы теперь живете? Надеюсь, вам достался дом с хорошей энергетикой... Вот чай из цветов, собранных на рассвете в самом сердце джунглей, он очень способствует внутреннему просветлению. Подожди, сейчас я принесу сладостей, их привезли для меня прямо из Индии; уверена, ты еще таких не пробовал.
— Спасибо, Жанна Германовна. Мы еще не переехали, так и остались на старом месте. На всей лестнице теперь только мы и Березкин с семьей. Мама и бабушка живы-здоровы, вам от них большой привет. Извините, а Валерий Викторович дома? Я бы хотел показать ему один рисунок.
— Андрюша, ты решил заняться рисованием? Как это замечательно! Валерий Викторович в мастерской, но я сейчас его позову. Валерочка, к тебе гость — Андрюша из одиннадцатой квартиры. Он хочет показать тебе свой рисунок. Только не будь с ним слишком строг, это одно из его первых произведений.
Из двери, к которой ведут три ступеньки наверх, высовывается бывший сосед из мансарды. Странное дело, Валерий Викторович тоже выглядит намного лучше, как будто помолодел на несколько лет или провел целое лето на курорте.
Андрей поднимается вслед за хозяином и оказывается в необычной восьмиугольной комнате с узкими окнами от пола до потолка. Все пространство на стенах занято картинами — виды Питера, натюрморты, все предметы на которых как будто состоят из маленьких плоскостей с острыми углами, несколько гравюр. Валерий приглашает своего гостя к круглому столику на одной ножке и чуть наигранным тоном произносит:
— Я вас слушаю, молодой человек. Значит, вы решили попробовать свои силы в изобразительном искусстве?
— Честно говоря, я хотел бы поговорить с вами совсем не об этом. Вот, я случайно нашел ваш рисунок... в вашей старой мастерской. Пожалуйста, расскажите, почему вы решили, что монстры должны появляться непременно из книги?
Лицо художника моментально бледнеет, как будто с него губкой стерли все краски заодно с хорошим настроением. Почти минуту он неподвижно смотрит на то, что нарисовал не так уж и давно, а затем выдавливает из себя: