Эльф: брат или возлюбленный?
Шрифт:
Но стало так грустно… Не хочу одиночества! Не хочу такой жизни!!!
Сердце вздрогнуло, но вдруг стало жестче. Хочу его вообще сделать каменным! Окаменённым сердцам не больно!..
* * *
Олив
Безумие! Безумие!! БЕЗУМИЕ!!!
Я вбежал в лес и попытался отдышаться вдали от посторонних глаз.
Безумие! Во мне! Я схожу с ума! Мы с Алексом на пару сходим с ума! Но только он из-за болезни, а я…
Я сегодня безумен весь день.
Когда Алекс вдруг появился посреди нашей охоты на барса, я едва не умер от страха. Его сумасшедшая
Но он телепортировался и возник прямо перед диким животным. Мое сердце едва не разорвалось от ужаса, однако… барс повел себя весьма странно…
Потом, когда животное уснуло и я отвел брата в сторону, мне так захотелось его обнять, что я едва стерпел, но дальше стало еще хуже! Он наклонился ко мне, спрашивая о чем-то, даже не притронулся ко мне, и тут вдруг… я увидел его губы так близко… Что-то вскипело ко мне, словно передо мною стоял вовсе не Алекс, а какая-то девушка, и мне впервые в жизни где-то в самой глубине захотелось… попробовать эти губы на вкус!
Сумасшествие! Позор! Гнев на мою голову!
Я тогда от ужаса перестал дышать. Что со мной происходит??? Какие безумные желания начинают приходить в мою голову!!! Это же уму не постижимо!!! Вся моя внутренность начала сгорать от стыда, и я окаменил свое лицо…
Правда, потом отвлекся на рассказ Алекса о браслете амазонок, потрогал рисунок на его коже и… меня снова пронзило. Его любовные феромоны наполнили меня влечением, и я испуганно посмотрел в его лицо. Он снова и снова влек меня к себе, но так невинно и искренне, что я не знал, как его в этом остановить.
Но останавливать нужно теперь и себя тоже!
Мы оба сходим с ума! Может, я тоже заболеваю проклятой болезнью?..
Но самое тяжелое оказалось впереди.
Когда барс обернулся девушкой, с Алексом что-то случилось. Он был, очевидно, расстроен и зол, и я пытался понять, почему. Он стоял в стороне и смотрел с таким раздражением, что я изумлялся. Потом заявил, что до лагеря доберется без коня…
Я уехал и позволил ему это, но сердце мое было не на месте. С ним что-то творилось, а я не мог ни о чем другом думать. Даже заботы о чудом спасенной графской дочери — а у меня уже не было сомнений, что это была Алиса Люмбергнот — не могли освободить мой разум от тревоги за Алекса.
В лагере он появился незаметно. Просто пришел и уснул в палатке. Я заглянул туда случайно и увидел, что он болезненно стонал во сне.
Разбудил его, заставил присесть, но вдруг…
Я видел, что он сам не свой: глаза горят и смотрят на меня жгуче, но затравленно. Я испугался, что его болезнь начала ухудшаться и потянулся к нему, чтобы обнять, но…
Он не хотел, чтобы я прикасался. Наверное, впервые в жизни он отстранился от
И я не послушался его: протянул к нему руку снова, а Алекс… он просто застонал, как зверь, пойманный в силки, и… прильнул губами к моей руке.
Этот поцелуй просто взорвал мою внутренность. Мне показалось, что мое сердце остановилось, а по телу пробежала сумасшедшая дрожь. Его мягкие губы заскользили по моим пальцам, а я… задрожал, как безумный и… ощутил, что тоже хочу к нему прильнуть. Даже без его феромонов, без искусственного влечения — я, сам, хочу почувствовать своей кожей его кожу, хочу зарыться лицом в его волосы и просто замереть в этом объятии, как будто только так мое сердце обретет покой…
Это ужаснуло меня. Мои собственные желания испугали меня так сильно, что я захотел выдернуть руку, но клятва не дала мене сделать этого. Я пообещал его не отталкивать, поэтому я не смог сбежать… Но хотел убежать уже даже не от него, а от себя самого…
Что с тобой творится, Алекс? Что творится со мной???
Я почти перестал дышать, и он, наконец, посмотрел на меня. Прекрасный, разбитый раскаянием, дрожащий от волнения и душевного страдания — он отпустил мою руку и резко отвернулся. Над ним все еще полыхала его клятва любви, а он горестно прошептал мне:
— Брат! Мне жаль, что я… такой! Искренне жаль. Прости меня, если можешь. Мои чувства сильнее меня… Если можешь, прости…
Он раскаивался в своих чувствах. Он страдал. Также, как и я. Мы оба в смертельной ловушке, которая все сильнее затягивает на нас свои цепи. Мы погибаем…
Я выскочил из палатки, не сказав ни слова. Я не мог поверить в то, что сейчас ощущал: мое сердце вздрагивало от любви. Больше, чем просто от братской любви…
Нет! Это невозможно! Я не опущусь до такого позора! Я лучше умру, чем позволю себе вот так спасовать перед безумием и порочным влечением!
Чувства Алекса — это просто симптомы проклятой болезни, а мои — не знаю, откуда мои, но их точно не должно быть во мне! Я уничтожу их! Выжгу огнем! Я не позволю им возобладать надо мною, потому что… если этот позор завладеет мной, то лучший выход для меня — смерть.
Прости, Алекс! Прости, что причиню тебе боль! Но так не может больше продолжаться! Мы не имеем права… любить друг друга ТАК!..
* * *
Конь подо мной немного нетерпеливо гарцевал. У него сегодня было приподнятое настроение, а у меня — ровно наоборот.
Я была убита, уничтожена, разорвана на части. Внутри себя. Но внешне набросила маску невозмутимости, за которую удалось спрятаться хотя бы на какое-то время.
Сегодняшнее утро, когда Олив повелел всему отряду отправляться в путь, началось с тяжелого и безумно болезненного разговора.
Олив этой ночью не пришел ночевать в палатку. Я всю ночь ворочалась на перинах и страдала от того, что теперь будет. И не ошиблась: брат прямо после рассвета отозвал меня в безлюдное место и печальным взглядом посмотрел в мое лицо.