Эльфийская ночь
Шрифт:
Принц хватался за голову, но показывал. Немец запоминал.
Приковылял из госпиталя Кави, потребовал права выступить против Хастагры лично. Был оттаскан за уши и принужден к демонстрации ещё каких-то хитрых поз. Немец запоминал.
Никаких фигур и приёмов он смотреть и не собирался, разучивал только позы поэффектней; "разучивал", конечно, - это громко сказано: ухватывал по
Содара с Кави переглядывались и пожимали: человек плечами, эльф — ушами. В последнее время эти двое стали неплохо понимать друг друга, но капитана оба понять не могли.
– Старший сын Ангъула — лучший мечник Степи, - говорил Содара.
– И дело отнюдь не в одном лишь несомненном его превосходстве в силе и выносливости, но и в неподдельном мастерстве. Даже мои шансы в бою один на один с орком обыкновенных способностей всего лишь чуть выше половины. Супротив Хастагры же...
– А без меча?
– Это самоубийство, капитан!..
– Не привыкать. Полагаю, вряд ли у них военная аристократия так уж часто на кулачках дерётся, а?
Содара наскоро нашёл среди воинов нескольких, кто знал манеру безоружного боя орков. Их Немец выслушал с куда большим вниманием.
– Вот так-то, - сказал он наконец, с немалым удовлетворением убеждаясь, что законы развития воинских ремёсел во всех мирах примерно одинаковы.
– Содара! Добровольцами в круг идут вот кто...
Капитан неторопливо спустился к назначенному месту — там же, в центре низины. Лениво придержал Ленту.
Хастагра, - теперь почти полностью голый, в плахте и шлеме, - сидел на чурбаке. Двое "зелёных человечков" из орочьей половины круга разминали своему вождю мышцы могучей спины.
– Кобыла, - сказал Хастагра, поднимая личину, - человечий воин ездит на кобыле!
Орки засмеялись послушно, но от души.
– Смеётся над кобылой тот, кто не осмелится смеяться над её хозяином, - спешиваясь, сказал капитан.
– Я не думал, что будущий вождь Степи окажется таким трусом.
Хастагра коротко рассмеялся — маска загудела.
– А я не думал, что ты настолько глуп, человек, -
– Иначе вместо благородного поединка раздавил бы тебя голыми руками, как давят крми.
Немец внутренне возликовал.
– Понимаю, - сказал он, неторопливо снимая бушлат, - на мечах-то тебе ничего не светит.
Мужчины стали друг напротив друга. Воины обеих сторон формировали неровный круг. Капитан поднял руку и слегка прищёлкнул пальцами; к нему немедленно подбежал один из гвардейцев и, сгибаясь в низком поклоне, протянул аккуратно связанную циновку.
Немец взялся за перевязь; циновка развернулась с мерным шелестом. Людская половина круга с благоговейными возгласами опустилась на колени. Орки застыли в недоумении.
Капитан протянул руку к ставшему видимым теперь мечу. Провёл пальцами по тусклому холодному лезвию, задержался на богатом эфесе, положил ладонь на кожаную рукоять. Клинок был прекрасен.
Немец поднял оружие и, закрыв глаза, приложил себе ко лбу. От суеты последних дней голова немного болела, металл лезвия удивительно приятно холодил кожу. Капитан постарался, чтобы со стороны это казалось каким-то особым воинским ритуалом — сделал постное лицо и мужественно напряг скулы.
– Это ещё что?
– поинтересовался Хастагра, не выдерживая продолжительного молчания. Он уже взялся за собственный меч - великолепный полностью стальной клинок.
Капитан выждал ещё пару мгновений и лишь затем недовольно раскрыл глаза.
– Ты знаешь, что это, - ответил он с торжествующей полуулыбкой.
– Нет. Не знаю.
Немец старательно удивился. Плавным движением он принял одну из тех поз, что демонстрировали ему Кави и Содара.
– Любопытно, - мягко сказал капитан, - ты ничего не чувствуешь?
– Вонь?
– с раздражением спросил орк.
– Ты всё-таки обделался от страха?
– Князь!
– окликнул капитан, не оборачиваясь и храня безмятежную полуулыбку. Один из гвардейцев немедленно подбежал к нему из круга.
– Князь, отвечай, что за клинок держу я сейчас в руках?