Эльфийские камни Шаннары
Шрифт:
Около полуночи путники остановились передохнуть. Они молча сидели, растирая сведенные мышцы и тревожно прислушиваясь к странному безмолвию ночи. А потом Коглин вдруг стал рассказывать Брин и Рону о своей магии.
— Это ведь тоже магия, да, — едва слышно шептал он, словно опасаясь, что кто-то может подслушать его. — Правда, совсем не такая, какой владеют странники. Это магия иного рода. Появилась она в стародавние времена. В века между рождением магии странников и угасанием силы эльфов и волшебного народца.
Старик подался вперед, и в его проницательных глазах появилось какое-то обвиняющее выражение.
— А ты, девочка, думала, старик, мол, и знать ничего не знает о древнем мире? — почему-то спросил он у Брин. — Ан нет, я тоже кое-что смыслю в знаниях древнего мира, доставшихся мне от предков. Не друидов, нет. Но учителей, девочка, учителей! Было такое учение о всем сущем в мире, пока Великие войны не уничтожили все!
— Деда, — осторожно вставила Кимбер Бо, — объясни им.
— У-у-у, — раздраженно пробурчал Коглин. — Объясни им, она говорит! Ну а чем я, по-твоему, сейчас занимаюсь? — Он наморщил лоб, — Сила земли! Вот она, моя магия! Не заклинания или какое-нибудь там колдовство — нет, совсем-совсем другая! Сила, рожденная из элементов, что содержит в себе земля, по которой мы ходим. Сила земли. Всякие руды и камни, смеси и порошки. То, что можно увидеть глазами и потрогать руками. Раньше это называлось «химия». Мастерство совершенно иного рода, чем те простейшие действа, которыми теперь обходятся в Четырех землях. Да, вместе с гибелью древнего мира почти все знания были утрачены. Но кое-что все же осталось. Самая малость. Вот это и есть моя магия.
— То, что лежит у тебя в этих сумках? — спросил Рон. — Тот порошок, что взрывает огонь?
— Ха-ха-ха! — искренне рассмеялся Коглин. — И это, и еще много чего другого, южанин. Огонь можно взорвать, твердую землю обратить в болото, воздух — в удушающую пыль, плоть — в камень! У меня все для этого есть. И не только для этого, да. Какие хочешь смеси: кусочек того, капля сего! — Старик вновь рассмеялся, — Уж я могу показать этим странникам то, чего они и не видали!
Рон с сомнением покачал головой.
— Гномы-пауки — это одно, а странники — совсем другое. Стоит морду лишь пальцем шевельнуть, и ты обратишься в пепел. Мой меч, принявший в себя магическую силу друидов, — вот единственная защита от этих черных тварей.
— Тьфу! — в сердцах плюнул Коглин. — Что до защиты, то лучше бы ты обратился за этим ко мне. Я и тебя защищу, и девочку!
Резкие слова уже были готовы слететь с языка, но горец сдержался и просто пожал плечами.
— Если уж нам придется столкнуться со странниками, мы будем оба ее защищать. Каждый — как может.
Он поглядел на Брин, ища поддержки, и девушка улыбнулась, соглашаясь. Ей ничего не стоило согласиться с Роном. Она ведь решила уже: ни того ни другого не будет рядом. Если уж ей придется столкнуться со странниками, она будет одна.
После рассказа Коглина Брин серьезно задумалась. Ее не на шутку обеспокоило, что какая-то часть древнего знания все-таки сохранилась в том глобальном катаклизме, вызванном Великими войнами. Брин пугала одна только мысль о возможности возвращения в мир этой странной силы, ужасной в своей сокрушающей мощи. Хватит уже и того, что неосмотрительные изыскания горстки мятежных друидов вновь извлекли из забвения магию волшебного мира. А если еще возродятся знания о силах стихий и энергий… Нет, даже думать об этом не стоит. С крушением прежнего мира были утрачены почти все древние учения, а то немногое, что оставалось еще, собрали друиды. И хранили в глубокой тайне. Но вот вдруг появляется этот старик — полубезумный, сумасбродный и дикий, как сам дикий край, в котором он поселился, — и заявляет, что владеет какими-то древними знаниями, особым родом магии. Магии, которую он называет теперь своей.
Брин потрясла головой. Быть может, просто неизбежно, что все знания, порожденные как добрыми замыслами, так и злыми, сотворенные для того, чтобы давать жизнь или же чтобы забирать ее, в какой-то определенный момент должны вновь вернуться в мир. И учения, созданные людьми, и магия древнего мира. Быть может, и то и другое в назначенный срок должно всплывать на поверхность потока времени, потом исчезать, потом вновь появляться. И так без конца.
Но возвращение знаний о силе стихий и энергий теперь, когда последний из друидов покинул мир?..
Но с другой стороны, Коглин — старик и знания его ограниченны. Быть может, когда он умрет, знание умрет вместе с ним и будет утрачено снова. По крайней мере, на какое-то время.
И возможно, то же самое станет с ее, Брин, магическим даром.
Весь остаток ночи путешественники шли на восток, пробираясь по редеющему лесу предгорья. Впереди хребет Вороньего среза изгибался дугой, протянувшись на север, к дремучим лесам дальнего Анара. Казалось, горы вставали из мрака ночи черной глыбой застывших теней. Старая пустошь осталась внизу, позади, и теперь только тонкая линия зеленых холмов отделяла путешественников от Вороньего среза. Глухое безмолвие окутало землю. Брин не отрываясь смотрела на черные скалы. Она знала: где-то там, в этом изгибе хребта, таится Грань мрака и Мельморд.
«И там я должна буду что-то придумать, чтобы оторваться от остальных, — думала Брин, — Оттуда я пойду одна».
Первые проблески восходящего солнца бледным сиянием разлились по небу над стеной гор. Небо постепенно светлело: из темно-синего оно стало серым, потом — серебристым, потом — розовым с золотым. Тени съежились, убегая вдогонку за отступающей ночью, и очертания местности уже проступали в туманном полумраке рассвета. Сначала — деревья, их изогнутые ветви, листья, шероховатые стволы, а потом скалы, заросли кустарника и затвердевшая, бесплодная земля обрели цвет и форму, выхваченные из тьмы первыми лучами солнца. Только в горах еще таились тени — стена камня как будто встала на пути у рассвета, охраняя непроглядную тьму. Но вскоре свет солнца одолел и этот последний барьер, и золотое сияние пролилось с вершин, разгоняя завесу мрака над устрашающим ликом Вороньего среза.
Да, действительно устрашающим. Застывший, опустошенный лик камня, раскрошенного временем и буйством стихий, весь пропитался, казалось, ядом темной магии, воцарившейся здесь, в этих горах. Там, где хребет изгибался к северу, скалы были какого-то странно белесого цвета; жизнь, казалось, сошла оттуда, точно мертвая плоть с костей. Это были не горы, это был остов, неживое подобие гор. Оно возвышалось на тысячи футов, пронзая вершинами небо, — стена угрюмых утесов и изломанных теснин, обремененных грузом прошедших веков и непреходящего ужаса.
Брин подставила лицо внезапному порыву ветра и тут же сморщилась в отвращении. Ветер принес с собой невыносимый смрад.
— Сточные каналы Грани мрака, — сплюнул Коглин, и его глаза нервно забегали. — Мы уже близко.
Кимбер скользнула вперед, к Шепоточку, который застыл на месте и внимательно принюхивался к запахам в утреннем воздухе. Склонившись к коту, девушка что-то шепнула ему на ухо — одно только слово, — и зверь ласково ткнулся носом ей в лицо.
Кимбер повернулась к своим спутникам.