Эльфийские войны
Шрифт:
Ситас в изумлении обернулся к Кит-Канану, но внешне сохранял спокойствие.
– На нашей стороне люди не сражаются. Да, в осажденной крепости есть люди – главным образом женщины и дети, – они укрылись от врага. Это всего лишь невинные жертвы войны. Это не меняет ее характера!
– Хорошо, есть еще более странные вещи, – произнес посол с обвинительным шипением. – Объясни присутствие эльфов в армии Эргота!
– Ложь! – вскричал Ситас, забывшись, и вскочил на ноги. Зал, полный придворных и аристократов, огласили яростные крики гнева и протеста. Телохранители Тан-Кара, рассвирепев, схватились за оружие.
– Целые отряды эльфов, – продолжал гном, игнорируя ропот толпы. – Им не по душе ваша имперская гегемония…
– Это изменники родины! – фыркнул Ситас.
– Все это лишь слова, – возразил Тан-Кар. – Я всего лишь хотел показать, как запутан весь этот конфликт; сейчас вмешательство гномов преждевременно и граничит с безумием.
Кит-Канан больше не в состоянии был сдерживаться. Спустившись с возвышения, он пристально взглянул на гнома, который более чем на фут был ниже его ростом.
– Ты искажаешь истину и своими словами лишь позоришь свою страну!
Он продолжал, и голос его походил на рычание:
– Эльфы, воюющие на стороне Эргота, – отдельные негодяи, соблазнившиеся людским золотом или обещаниями могущества. Даже подобные тебе не могут исказить сути конфликта. Ты извергаешь потоки лжи и извращаешь истину, сидя в безопасности, далеко от фронта; прячешься, словно трус, под одеянием посла. Меня тошнит от тебя!
Тан-Кар с прежней невозмутимостью шагнул вперед и обратился к Ситасу:
– Об этих несдержанных речах твоего генерала я в должных выражениях сообщу своему королю. Это не будет способствовать достижению твоих целей.
– Это новый пример дипломатического поведения, и моему терпению пришел конец. А теперь убирайся! – гневно прошипел Ситас, и в зале воцарилась мертвая тишина.
Если на гнома и произвела впечатление ярость Пророка, он успешно скрыл это. С рассчитанной наглостью он провел свою колонну по Приемному Залу и скрылся за дверями.
– Откройте окна! – рявкнул Звездный Пророк. – Здесь воняет!
Кит-Канан тяжело опустился на ступени помоста, не обращая внимания на удивленные взгляды чопорных эльфийских аристократов.
– Я бы с удовольствием придушил его, – проворчал он, обращаясь к подошедшему брату.
– Аудиенция окончена, – объявил Ситас остальным эльфам, и, когда последний из бесчисленных придворных покинул зал, Кит-Канан озабоченно вздохнул. В огромном зале остались лишь Квимант, близнецы и Нирикана.
– Я знаю, что не должен был позволять ему вывести меня из себя таким образом. Мне жаль, – сказал Пророку генерал.
– Чепуха. Ты сказал то, что я не мог произнести долгие месяцы. Лучше, когда подобные вещи говорит воин, а не глава государства. Насчет его слов – много ли в них правды?
– Очень мало, – вздохнул Кит-Канан. – Мы укрываем людей в крепости, большая часть их – жены и дети Гончих. Если они попадут в руки врага, их ждет немедленная смерть.
– И неужели находятся эльфы, сражающиеся за Эргот? – Ситас не мог сдержать отвращения.
– Несколько негодяев, как я и сказал, – признал Кит. – По крайней мере, так нам сообщают. Я и сам видел одного в неприятельском лагере. Но этих перебежчиков не так много, чтобы мы заметили их на поле боя.
Он застонал и прислонился к стене, вспомнив о высокомерном и агрессивном гноме Тейвар.
– Эта деревенщина! Да, хорошо, что у меня с собой не было меча.
– Ты устал, – заметил Ситас. – Почему бы тебе не отдохнуть немного? Мне кажется, ты еще не привык к этой суматохе пиров, балов и ночных бдений. Мы можем поговорить завтра.
– Твой брат прав. Тебе действительно нужен отдых, – добавила Нирикана с материнской заботой в голосе. – Я прикажу, чтобы ужин принесли к тебе в комнату.
Как и обещала Нирикана, ужин принесли в комнату. Кит-Канан решил, что мать послала распоряжение на кухню, а кто-то с кухни сообщил обо всем заинтересованной стороне. Потому что после стука в дверь к нему вошла Герматия.
– Привет, Герматия, – сказал он, садясь в постели. Он не особенно удивился, увидев ее, и, будучи честным с собой, понял, что не особенно разозлился.
– Я забрала это у служанки, – ответила она, указывая на большой серебряный поднос с хрустальными тарелками и дымящимися блюдами, накрытыми крышками. Снова его поразило это впечатление юности и невинности.
Воспоминания об их любви… Кит-Канан почувствовал внезапный прилив желания – чувства, которое, ему казалось, оставило его навсегда. Он захотел обнять ее и, взглянув ей в глаза, понял, что она желает того же.
– Я встану. Мы можем поужинать, сидя у окна. – Он не хотел предлагать ей выходить на балкон – в ее визите было нечто тайное, не предназначенное для посторонних глаз.
– Лежи, – мягко сказала она. – Я все принесу тебе в постель.
Он сначала удивился ее словам, но вскоре понял, и ужин так и остался остывать на столе.
Наутро
Где-то в середине ночи Герматия выскользнула из спальни, и Кит-Канан был бесконечно благодарен ей за то, что она не осталась до утра. Сейчас, в холодном свете дня, страсть, лишившая их рассудка, казалась лишь зловещей и болезненной случайностью. Пламя, что когда-то горело в их сердцах, нельзя было разжигать вновь.
Большую часть дня Кит-Канан провел с братом, осматривая городские конюшни и кузницы. Он заставлял себя сосредоточиться на делах – подготовке достаточного количества лошадей для кавалерии к тому времени, когда Гончие перейдут в наступление. Оба знали, что они, в конце концов, должны атаковать неприятельскую армию. Они не могут просто сидеть в осажденной крепости и ждать.