Эльфийские войны
Шрифт:
Третий великан в безумном страхе своей дубиной ударил Кит-Канана в грудь, и того отбросило к скале. Ситас увидел, как голова брата откинулась назад и из раны брызнула кровь. Эльф медленно сполз на землю.
Раненый великан испустил дух, и Ситас спихнул его вниз. Последний враг взглянул на брата-близнеца того эльфа, которого он только что сразил, и, развернувшись, устремился вниз по узкой тропе. В считаные мгновения он скрылся из виду.
Ситас сразу же забыл о монстре. Он упал на колени рядом с Китом, потрясенный видом крови, которая хлестала изо рта и носа брата, пачкая и слепляя в космы его длинные светлые волосы.
– Кит, не умирай! Прошу тебя! – Он не сразу понял, что плачет.
Ситас осторожно поднял тело брата, поражаясь его легкости, а может быть, это его силы увеличились от отчаяния. Он перенес тело в их нишу. Он устроил ему ложе из всех одеял и туник, какие только смог найти, и закутал его. Глаза брата были закрыты. Лишь слабое движение – вздымавшаяся и опускавшаяся грудь – говорило о том, что Кит-Канан жив.
Настала ночь, и ветер, казалось, усилился. Снег жалил лицо Ситаса так же больно, как и слезы. Он взял холодную ладонь Кита в свою и сел рядом с братом, не надеясь на то, что хотя бы один из них увидит рассвет.
Рассвет
Ситас, должно быть, ненадолго задремал, потому что, когда он очнулся, ветер стих. Воздух, теперь неподвижный, стал ледяным и прозрачным, каким бывает лишь в самых высоких горах во время сильнейших зимних морозов.
Солнце еще не взошло, но Пророк мог видеть, что вокруг вздымаются невообразимо высокие пики, украшенные пышными снежными воротниками. Серые, бесстрастные, словно гиганты с каменными лицами и мохнатыми ледяными бородами, смотрели они на него со своих заоблачных высот.
Уступ, на котором приютились братья, располагался на одном из двух крутых спусков в долину. На Юге, слева от Ситаса, долина сужалась и, извиваясь, уводила в покрытую лесами местность, откуда они прилетели. Справа долина заканчивалась амфитеатром крутых скал. В одном месте он заметил перевал, который, хотя и лежал очень высоко, казался единственным, хотя и опасным путем в следующую горную долину.
Кит-Канан неподвижно лежал рядом с братом. Кожа его побледнела, словно у мертвеца, и Ситас снова вынужден был бороться с подступившим отчаянием. Он не мог позволить себе утратить надежду; это был их единственный шанс выжить. Поиски грифонов, возбуждение от приключения, владевшее им недавно, – все было забыто, и осталось лишь одно, простое и самое основное – стремление выжить.
Он заметил, что долина оказалась не такой глубокой, как они решили, когда разразилась буря. Их убежище находилось в какой-нибудь сотне футов от земли. Ситас перегнулся через край обрыва, чтобы посмотреть, что там внизу, но увидел лишь огромный снежный сугроб, наметенный у склона. Если там и покоились тела гигантов и отважного Аркубаллиса, павшего в бою, он этого обнаружить не мог. В этой высокогорной долине не росли деревья, не было видно и признака присутствия животных. Взгляд его встречал лишь выходы коренной горной породы и снежное одеяло, укрывавшее ее.
Застонав, эльф неуклюже отполз обратно в нишу. Они приговорены! Ситас не видел впереди ничего, кроме гибели в этой затерянной в горах долине. В горле запершило, и на глазах выступили слезы. Что толку в подобной ситуации от его придворного воспитания?
– Кит! – плача, взмолился он. – Проснись! Пожалуйста!
Брат не отвечал, и Ситас рухнул на землю, уткнувшись лицом в свой плащ. Он уже хотел, подобно Киту, потерять сознание, чтобы не знать об ожидающей их участи.
Ситас не сомневался, что ночью они замерзнут насмерть. Кит-Канан не шевелился – он вообще едва дышал. Сломленный отчаянием, Пророк в конце концов забылся в беспокойном сне.
Лишь на следующее утро разум вернулся к нему. Что им нужно? Тепло – но поблизости не видно деревьев. Вода – но мехи замерзли, и вода застыла, и, не имея огня, он не мог растопить снега. Пища – у них еще оставалось несколько полосок вяленой оленины и немного хлеба. Но как же ему кормить Кит-Канана, который не приходит в сознание?
И снова Ситаса охватило чувство безнадежности. Если бы только здесь был Аркубаллис! Если бы Кит мог идти! Если бы великаны… Он выругал себя, осознав бессмысленность этих сожалений.
Отбросив размышления, эльф заставил себя встать на ноги и с внезапным ужасом почувствовал, что тело его окаменело. Он взглянул на тропу, идущую вдоль узкого уступа от их ниши вниз, в долину. Она казалась проходимой – с трудом. Но что он будет делать, если ему все же повезет и он спустится вниз?
На глаза ему попалось незамеченное раньше темное пятно на снегу у края заснеженной равнины. Солнце достигло вершин восточных пиков, и Ситас сощурился от яркого света.
Откуда взялось это пятно на безупречно белом поле? И тут его озарило – вода! Там, под снегом, был ручей! От воды снег намок, просел и превратился в кашу.
Теперь, когда у Ситаса появилась четкая цель, он начал действовать. Он взял свои мехи – они были почти пусты, а в мехах Кита еще оставалась вода, превратившаяся в глыбу льда, и ее невозможно было вытащить. Ситас собрался было идти, но тут ему в голову пришла еще мысль. Он положил мехи Кита на плоский камень, освещенный солнцем, затем нашел еще несколько камней и разложил их вокруг мехов, стараясь, чтобы они не заслоняли солнца.
Затем он отправился вниз по ненадежной дорожке. Во многих местах она была занесена снегом, и он мечом разбрасывал сугробы, осторожно пробуя клинком тропу, чтобы не оступиться.
Наконец Ситас достиг конца тропы, спрыгнул в мягкий сугроб и начал пробираться через пушистый снег к темному пятну, оставляя за собой борозду в снегу. Идти было нелегко, и он был вынужден часто останавливаться, чтобы перевести дух, но, в конце концов, достиг своей цели.
Застыв на месте, он расслышал слабые звуки из-под снега – это журчала вода в ручье, похороненном в сугробе. Эльф тыкал снег, расшвыривал его мечом и, наконец, откопал ручеек глубиной около шести дюймов.
Но этого оказалось достаточно. Ситас подвесил мехи на острие меча и опустил их в поток. Хотя они наполнились лишь наполовину, это было больше, чем они выпили за два дня, и он с жадностью осушил все. Затем он снова наполнил мехи, насколько позволяло его неуклюжее приспособление, и направился обратно. Возвращение к Кит-Канану заняло больше часа, но этот час тяжкого труда согрел Ситаса и, казалось, вернул ему жизненные силы.