Эльфийский Камень Сна
Шрифт:
Укутанные в дымку, они спали, сами не желая того. Так и принесла их Арафель и нежно уложила на папоротник.
— Они невредимы, — сказала она их отцу. И сердце ее сжалось от боли при виде того, как годы обошлись с этим человеком. Но больнее всего было ей видеть его испуг и то, как он побежал и упал на колени рядом с детьми, как он поднял их спящих на руки, и обнял, прижав к себе, словно к нему вновь вернулась оторванная часть сердца. Арафель, скрестив ноги, опустилась на землю, чтобы не смотреть на него сверху вниз, и задумчиво оглядела их всех троих, пока Киран
— Они спят, — заверила она его, ибо он мог превратно истолковать этот сон. — Так проще было их принести сюда.
— Арафель, — промолвил он, прижимая к сердцу своих детей, две золотые головки, спрятавшиеся под его русой бородой. Слезы струились по его лицу. Годы проложили глубокие морщины у него под глазами. Он налился тяжелой мужской силой, и все же его руки держали свою ношу так нежно, что он не мог помять бы и цветок.
Так быстро летели годы. Всякий раз, как она видела его, что-то в нем менялось, и, казалось, жизнь все больше и больше подчиняет его себе.
— Они так выросли, — кивнула она в сторону детей.
— Да. Они растут, — боль исказила его лицо — давно удерживаемое страдание, которое он привык терпеть. — Я так надеялся… я думал о тебе… вся моя надежда была лишь на тебя… я уповал, что они с тобой.
— Со мной, — Арафель приложила руку к камню на своей груди. Взгляд Кирана зиял, как рана. — Нет. Ты ошибаешься, человек.
— Я знал, что ты не причинишь им вреда. Нет, никогда.
— Или увлеку их в чащу. Или без твоего ведома уведу их в Элд.
— Так где же они были тогда? Заблудились? Всего лишь заблудились?
— О, человек, человек.
— Я боялся, вдруг я уже так погряз в миру, что ты не расслышишь мой голос, — сказал он.
Слез уже не было у него на глазах, но боль разливалась повсюду. В нем ощущалось одновременно гордыня и смирение, и это печалило ее еще больше, чем слезы.
— Ты не понимаешь, — промолвила она. — Я всегда слышу твой голос.
— И никогда не приходишь.
— Время… оно иначе течет для меня. Сейчас я смогла прийти и оставила все… О, поверь мне, мой добрый друг — приходишь ты или уходишь, ты никогда не идешь по Элду в одиночестве.
— Многие годы я мечтал хоть о слове, — простосердечно признался он, нахмурив брови. — Хотя бы о слове, если нельзя просить о большем, — он нежно поворошил детские волосы, опустив голову, и вновь открыто взглянул на нее. — Но теперь мне не о чем просить. Это — все, о чем я мог мечтать.
— Ты звал меня иначе на этот раз. И я почувствовала это. Ах, Киран, как я бежала, как бежала. Мне всего не передать тебе, нет, не сейчас. И не думай, что твой приход безразличен мне.
— Значит, им грозила опасность.
— Они справились с ней гораздо лучше, чем многие другие. В них много от их отца, — она увидела, как снова в нем вспыхнул страх, и прикоснулась к его руке. — Глупая русалка — они опаснее всего для детей. Держи их подальше от леса. И сам… о, мой друг, не надо больше ходить в лес. Лучше я сама приду к тебе. Жизнь его стала темнее, чем прежде, и многое в нем изменилось.
Он всегда был прозорливее многих. И боль
— Что изменилось?
— Не место здесь говорить об этом. Чу, Бранвин зовет.
— Бранвин, — и тысяча забот нахлынула на него, углубив морщины на лице. Он обнял детей и попытался встать, но Арафель была проворнее и положила руку на его плечо.
— Позволь мне взять девочку, — промолвила она, — и пойдем со мной.
Он передал ей дочь, и Арафель взяла ее в свои объятия, укрыв плащом, он же взял сына и встал.
Это был легкий полег меж тенями, мгновенное перемещение. За дымкой тумана возникли стены Кер Велла и выступили из сумрака на дневной свет.
— Вот они и дома, — промолвила Арафель, а дети уже начали тереть глаза руками, словно просыпаясь от обычного сна. Она поставила Мев на ноги, поддерживая ее, и посмотрела ей в лицо.
— Все в порядке?
Мев моргнула и сонно кивнула. И Келли проснулся и обнял отца за шею, когда Мев, увидев сразу и отца, и свой дом, кинулась к нему с распростертыми объятиями.
— Они знают, что я — Чертополох, — промолвила Арафель, начав растворяться в ночи своего мира. — И это к лучшему.
— Возвращайся, — крикнул ей вслед Киран.
Она помедлила, играя в солнечном свете.
— Возвращайся скорей.
— В Кер Велл? Хорошо, если ты хочешь. Я приду сегодня… Да, я приду. Пора. Жди меня на восходе луны.
Дети не успели моргнуть, как она исчезла, и они тут же затараторили о водных лошадях и речных русалках, о лесных тропах и чудесных избавлениях. И Арафель слышала их — ну что ж.
Удаляясь своими путями.
— А потом она велела ей уйти обратно, в реку, и мы испугались, вспомнив, что ты говорил нам о незнакомцах, — рассказывала Мев отцу. Слова застряли у нее в горле, когда она вспомнила о том, какой ей был предложен выбор, ибо он слишком глубоко запал ей в душу, был слишком черен и слишком велик для ее маленького сердца, чтобы говорить об этом кому-либо, а менее всего тем, кого она любила. Но так или иначе, она добралась до конца своего рассказа, упомянув и имя существа; и Келли поведал то же самое. Но она стала другой; она уже никогда не сможет быть такой, как была, узнав, что такое выбор; и Келли уже никогда не будет прежним; и она поняла это, глядя на своего отца, и испугалась, но душой знала, что поступает верно. Она выросла, совсем не так, как того ждала, но об этом нужно было молчать.
И Киран, не будучи слепым, увидел, как тайны свили свои гнезда в его детях.
— Вы были с Ши, — промолвил он и почувствовал прилив отчаянной ревности к тем, кого любил больше всего на свете. — И ваши рассказы не для простых ушей. Есть такие, кого вы можете напугать ими, понимаете? Будьте мудры и молчите об этом, — и он взял их за руки и повел к воротам Кер Велла.
И со стен затрубил рог, будя эхо в холмах. Потерянные были найдены, и все ушедшие на розыск могли вернуться из лесу домой. И вслед за эхом послышались звуки других рогов из леса и с берегов реки — услышавшие охотники передавали сигнал дальше.