Эликсир Коффина
Шрифт:
Надрываясь от кашля, он кинулся в прихожую. Запах горящей спички превратился в едкую вонь, будто тлел палый лист. Филипп с ужасом уставился на сигарету и отшвырнул ее.
– Элли! Кто-то поджег дом!
– Ду что ты, глупый, - донесся снизу голос Элли.
– У бедя просто подгорели гредки.
Филипп кинулся вниз по лестнице. В нос ударил острый прогорклый запах горящего жира и одуряющий запах перекипевшего кофе.
– Неужели ты не чувствуешь, какая тут вонь?
На плите негромко, многообещающе булькал автоматический кофейник. На сковородке шипела
Филипп осторожно отнял руку от носа, и... едва не задохнулся.
– Ты что, в самом деле не чувствуешь, какая тут вонь? Поди-ка сюда на минутку.
От Элли так и несло ветчиной, кофе, горелыми гренками, но больше всего духами.
– Ты уже душилась сегодня?
– До завтрака? Да ты сбеешься!
Филипп помотал головой.
– Постой, постой. Должно быть, мне все это просто кажется... Слишком много работал, нервы шалят.
Он налил себе кофе, добавил сливок, положил сахару.
Но от кофе разило так, будто оно недели три кипело в грязной кастрюле. Запах был какой-то искаженный, отвратительно преувеличенный. Он заполнил всю кухню, обжег Филиппу горло, и слезы хлынули у него из глаз.
И тут перед Филиппом забрезжила истина. Расплескав кофе, он задрожавшей рукой отставил чашку. Духи. Кофе. Сигарета...
– Шляпу, - задыхаясь выговорил он.
– Дай шляпу. Мне надо в лабораторию.
По дороге ему становилось все хуже и хуже. Во дворе его едва не стошнило от запаха сырости и гнили. Соседский пес испускал благоуханье целой собачьей своры. День выдался сырой, дождливый, и в автобусе стояла духота, как в раздевалке для спортсменов после труднейших состязаний. Рядом плюхнулся мутноглазый субъект, и Филиппу разом припомнилось, как студентом он ради заработка чистил чаны на пивоваренном заводе.
– Пррекррассссное утро, док?
– выдохнул мутноглазый. Он еще, вдобавок, позавтракал чесночной колбасой! Филиппа замутило, и со стоном облегчения он вывалился из автобуса у ворот лаборатории.
На лестнице он встретил Джейка - тот был бледен как полотно.
– Привет, - еле выговорил Филипп.
– Отличная погода.
– Да-а, - ответил Джейк.
– Погода отличная. А ты... э-э... как ты себя чувствуешь?
– Отлично.
– Филипп с напускной деловитостью открыл инкубатор, где хранились колбы с вакциной. Но тотчас вцепился в край стола так, что побелели суставы.
– А почему ты спрашиваешь?
– Просто ты сегодня неважно выглядишь.
Они молча уставились друг на друга. Потом, точно по сигналу, взглянули в дальний конец лаборатории, где за перегородкой помещался кабинетик Коффина.
– А шеф уже пришел?
– Он там, у себя. И дверь запер.
– Придется отпереть, - сказал Филипп.
Доктор Коффин отпер дверь и, попятившись, прислонился к стене, лицо у него было серое. В кабинетике разило патентованным средством, каким хозяйки освежают воздух в кухне.
– Нет, нет, сюда нельзя, - пискнул Коффин.
– Даже не подходите. Я не могу с вами сейчас разговаривать. Я... я занят. Срочная
– Рассказывай!
– рявкнул Филипп, поманил Джейка в кабинетик, запер за ним дверь и повернулся к Коффину.
– Когда это у тебя началось?
Коффин дрожал как осенний лист.
– Вчера, сразу после ужина. Я думал, задохнусь. Встал и всю ночь бродил по улицам. Господи, какая вонь!
– А у тебя, Джейк?
– Сегодня утром. Я от этого проснулся.
– И у меня сегодня утром, - сказал Филипп.
– Но я не понимаю!
– завопил Коффин.
– Кроме нас, видно, никто ничего не замечает!
– Пока не замечает, - сказал Филипп.
– Не забывайте, мы первыми сделали себе прививку.
У Коффина на лбу выступили капли пота. В глазах его ширился ужас.
– А как остальные?
– Я думаю, нам надо придумать что-нибудь сногсшибательное, да поживее, - сказал Филипп.
– Да что же это за напасть!
– закричал Коффин.
– Всюду вонь невыносимая! Вот ты, Филипп: ты утром курил сигарету, я ее и сейчас чувствую, даже глаза слезятся. Если бы я не знал вас обоих, голову бы дал на отсечение, что вы неделю не мылись... Все запахи, сколько их есть на свете, вдруг точно взбесились...
– Ты хочешь сказать, усилились, - поправил Джейк.
– Духи все равно пахнут приятно, только чересчур резко. То же самое с корицей, я нарочно ее нюхал. После этого у меня полчаса текли слезы, но пахло-то все-таки корицей. Сами запахи не изменились.
– А что же тогда изменилось?
– Очевидно, наши носы.
– Джейк в волнении зашагал по комнате.
– Вот возьмите собак. У них насморка не бывает, а ведь они, в сущности, живут только обонянием. Да и другие животные, вся их жизнь зависит от чутья и ни одно никогда не страдает хотя бы подобием насморка. Этот вирус поражает только приматов и более всего проявляет себя именно в человеческом организме.
– Но откуда эта гнусная вонь? У меня давным-давно не было насморка...
– В том-то и соль!
– продолжал Джейк.
– Почему у нас вообще есть обоняние? Потому, что в слизистой оболочке носа и горла имеются тончайшие нервные окончания. Но там же всегда живет и вирус. Испокон веку он гнездится в тех же клетках, паразитирует на тех же чувствительных тканях и притупляет наши обонятельные нервные окончания, так что они никуда не годятся. Неудивительно, что прежде мы почти не чувствовали никаких запахов! Эти несчастные окончания просто не способны были что-либо чувствовать!
– А потом мы взяли и уничтожили этот вирус, - сказал Филипп.
– Нет, не уничтожили. Мы только отняли у него хитроумнейшую механику, при помощи которой он защищался от сопротивляемости человеческого организма. Целых два месяца после укола наш организм вел борьбу с вирусом не на жизнь, а на смерть и сокрушил захватчика, который сидел в нас с самого зарождения приматов. И вот, впервые за всю историю человечества, эти изуродованные нервные окончания начинают функционировать нормально.
– Господи!
– простонал Коффин.
– Неужели это только начало?