Эликсир жизни
Шрифт:
Недалеко от своего отеля он вышел из экипажа и приказал кучеру ехать домой, а сам взял извозчика и поехал к Лилиане.
Увидев метаморфозу в меблировке и все перемены, превратившие скромную квартиру в кокетливый уголок жрицы любви, Супрамати слегка нахмурил брови. Он спрашивал себя, как могло хватить у этой женщины легкомыслия, чтобы заниматься подобными пустяками, когда она едва избавилась от ужасной казни, от состояния, худшего смерти? Жестокий урок только скользнул по ней, как вода по стеклу…
Под впечатлением этого чувства Супрамати не обратил никакого внимания на красоту Лилианы и на ее кокетливый костюм. С холодной сдержанностью прошел он в будуар, уже освещенный большой лампой под розовым абажуром. Там камеристка Жоржетта уже подавала чай.
Супрамати скоро понял, что Лилиана старается ему понравиться, надеясь сделать из него заместителя Нарайяны; но он решил как можно скорей разуверить ее, и чтобы сразу положить конец ее кокетству, сказал, принимая вторую чашку чая:
– У меня есть к вам просьба, мисс Робертсон.
– О! Я вся к вашим услугам, принц!
– Дело вот в чем. Я уже говорил вам, что изучал в Индии медицину, и то необыкновенное состояние, в котором я вас нашел, живо интересует меня с медицинской точки зрения. Поэтому, если это вам не тяжело, расскажите, что вы чувствовали во время летаргии? Я хотел бы отметить эти драгоценные сведения и разработать их вместе с другими наблюдениями.
С этими словами он вынул из кармана записную книжку и карандаш.
– Я с радостью все расскажу вам, даже историю своей жизни, если только вы не соскучитесь слушать ее, – с живостью ответила Лилиана.
– Очень признателен вам за доверие, которое вы оказываете мне. Признаюсь, мне очень любопытно узнать, что могло вызвать между вами и Нарайяной такую сильную ссору, что она довела его до убийства.
– Начну с моих родителей и расскажу вкратце всю мою жизнь со дня рождения.
Моя мать была француженка, по ремеслу кружевница. Она была очень красива и очень легкомысленна. В нее влюбился купец-англичанин и после моего рождения женился на ней.
Семейная жизнь их была очень плоха. Мать моя была распущена, а отец вспыльчив и ревнив – и перед моими детскими глазами происходило немало отвратительных сцен.
Мне было пять лет, когда моя мать бежала с итальянским певцом и увезла меня с собой.
Позже я узнала, что мой отец долго и тщетно искал меня. Когда же он умер от апоплексического удара, то его брат завладел всем его имуществом. На мою же долю досталась только небольшая сумма, которую мне и выслали по требованию матери. Из этих денег я не видела ни копейки, так как их растратила мать со своим любовником. Затем итальянец бросил мать, и мы начали вести самую уродливую жизнь: то у нас был пир горой, то на другой день не было даже хлеба. Любовники были только случайные, так как мать увяла, и никакая краска, никакое искусство не могли скрыть следов времени на ее лице. Мать моя становилась все злее, стала дурно обращаться со мной и даже бить меня. Не раз приходило мне в голову, что она завидует моей молодости и красоте. Тем не менее она строго следила за мной, так как решила, что я должна составить наше общее счастье. Она выучила меня петь, и благодаря одному старому другу я дебютировала в маленьком театре. Позже я перешла в оперетку и имела громадный успех.
Мать моя становилась все тираничнее и даже сама выбирала мне любовников, причем только самые богатые обожатели допускались ко мне.
Я находилась уже около двух лет на сцене, когда однажды вечером в одной из лож нашего театра появился Нарайяна – «набоб», как назвала его одна из моих товарок.
Вернувшись домой, я нашла корзину цветов и футляр с парю-рой громадной цены.
– Вот любовник, которого ты должна женить на себе, – заметила мать, рассматривая подарок,- заставляй только себя просить и держи себя строго, пока он не сделается ручным.
Я нашла совет хорошим и последовала ему. Нарайяна был без ума от меня, и его приводило в бешенство мое сопротивление. Его обожание и подарки нравились мне, но сам он был мне мало симпатичен. В его глазах светилось что-то, наводившее на меня страх.
В конце концов, мать продала меня ему. Однажды она объявила мне, что принц признался ей, что хочет на мне жениться, но желает, чтобы она прежде покинула Париж. Ее он не мог представить в качестве своей тещи, и она, из любви ко мне, согласилась принести себя в жертву и исчезнуть, не желая мешать моему счастью.
Получив хорошую плату, за которую она могла купить молодого мужа – какого-то странствующего музыканта, она уехала в Америку. С тех пор я больше не слыхала о ней.
Оставшись одна, я скоро увлеклась. Нарайяна осыпал меня золотом, а я привыкла считать богатство выше всего. Свою мать, много бившую и мучившую меня, я нисколько не жалела. Вихрь, в котором я жила, опьянял меня…
Первые недели нашей связи были сплошным очарованием. Никогда еще не было у меня столько золота, бриллиантов, цветов и успеха.
Нарайяна был красив и нравился мне. Все мне завидовали, а между тем в его поведении со мной иногда проскальзывало что-то такое, что оскорбляло меня и отталкивало.
Однажды, когда Нарайяна был особенно весел и нежен, я напомнила ему его обещание жениться на мне, данное моей матери.
Он громко расхохотался и, по своему обыкновению, грубо и резко ответил:
– Старая ведьма соврала тебе, моя красавица! На таких, как ты, не женятся, их только любят, что, впрочем, гораздо лучше. И зачем портить соединяющее нас чистое и свободное чувство цепями, которые всегда представляют ярмо и тяжелый кошмар, так как налагают обязанности и права. Самая мысль, что я уже не свободен, отвратила бы меня от супруги, хотя бы она обладала всеми добродетелями архангела. И что я мог бы дать своей законной жене, чем ты уже не владела? Ты пользуешься царской роскошью, у тебя – гнездышко, свитое из шелка и кружев. И на гуляньях, и в театрах тебя видят со мной даже чаще, чем если бы ты была обвенчана. Итак, будь довольна и не мечтай о глупостях.
Я молчала, но в глубине души была взбешена, так как мечтала сделаться принцессой. С этого дня между нами воцарилась неприязнь. Кроме того, характер Нарайяны становился все более и более неприятным. У него случались мрачные часы, когда он запирался и не хотел никого видеть. Тогда он требовал, чтобы и я запиралась и ни с кем не виделась.
Он заключал меня даже в тайное помещение, которое, конечно, служило уже не одной любовнице. Оттуда я не смела никуда двинуться, так как он приготовил для меня там гардероб, драгоценности и книги.