Элитарные игры осени
Шрифт:
– А я понял, кто у нас по ночам ходит, – заявил он и указал взглядом на Васю.
Я с жаром стал доказывать, что, по меньшей мере, всю минувшую ночь он никуда не отлучался. Сам Вася с полным равнодушием слушал наш спор и не встревал. Когда гость напился чаю и убрёл домой, я предположил, что кто-то из местных жителей догадался, кто есть настоящий Чичинаус, и отплатил нам той же монетой. Нашёл я и вероятных кандидатов – главу поселковой управы и одного русского пенсионера.
Вася в ответ скривил физиономию:
– Ты
Мы улетели на следующий день. Вернулись через три месяца. Как выяснилось, Чичинаус больше не появлялся, и местные жители приписали появление его следов нашим, геологическим козням. Вскоре лёг первый снег. Мы торчали на базе в ожидании специального рейса Ан-2, и однажды, направляясь по единственной проторённой колее в сторону фермы, я увидел следы больших женских ботинок. На ферме работало пять женщин, но все они будто бы не подходили по комплекции на роль снежного человека. Хотя…
Киношница! Вот кто! Среднего роста. Но ботинки, как лапти сорок третьего размера. Как же я раньше не догадался?
Вернувшись, я поделился соображениями с Васей. Тот вздохнул и покачал головой, дав понять, что пришёл к такому же выводу.
Затем промямлил:
– Уж лучше бы Чичинаус…
И снова грустно вздохнул.
Ближе к полуночи позвонила Оля. Добралась она без происшествий, но устала, и прямо сейчас падает в кровать. Отец пожелал ей хороших сновидений.
Наступил вторник. В пол-одиннадцатого Дмитрий сложил листки в картонную папку – их оказалось всего четыре – и отправился в центр города.
«И всё же лето начинает сдаваться», – подумал он, ощущая лёгкий озноб между лопаток. Горожане, видимо, тоже поняли, что каникулы кончились – впервые с середины мая на улицах появились джинсовые куртки и лёгкие джемпера.
Валериан Юрьевич сидел за тем же столом под навесом и пил кофе.
– Уже вторая, – произнёс он с многозначительной интонацией, указав на полупустую чашку. – Чтобы прийти в норму, мне надо как минимум две.
– Я, наверное, сделаю то же, – ответил Дмитрий и, прежде чем подойти к стойке, положил на край стола папку.
Усевшись друг против друга – каждый со своей маленькой белой чашечкой – они несколько минут неторопливо попивали кофе. Наконец, Валериан Юрьевич провёл по губам указательным пальцем и углубился в чтение.
В первую минуту Дмитрий чувствовал себя как ученик на уроке – и это забытое ощущение слегка позабавило его. Ещё бы: последние двадцать лет он провёл на должностях не самых низких – от начальника отряда до начальника поисково-съёмочной партии. А тут – экзамен. Но вскоре, возможно, от крепкого кофе, ему стало спокойно, и он с интересом начал всматриваться в лицо читающего Валериана Юрьевича. Тот, правда, не проявлял никаких эмоций; даже губами не шевелил.
И вдруг – засмеялся!
Дмитрий привстал, надеясь заглянуть в текст и понять, что там могло быть смешного, но Валериан Юрьевич откинулся на спинку стула и с наслаждением потянулся.
– Это ваш первый опыт? – полюбопытствовал он.
– В таком жанре – да.
– А в других?
– Десять отчётов. От двадцати до восьмидесяти страниц в каждом.
Валериан Юрьевич запустил руку в карман и извлёк стодолларовую банкноту.
– Вы её честно заслужили, – с довольной улыбкой сказал он, но не встретив ответного изумления, поспешил добавить: – Однако это скорее аванс. На дальнейшую работу.
– Вы хотите сказать, что рассказы понравились?
– Я воспитан на классике. Тем не менее, я их принимаю. В ваших рассказиках есть смысл, который нужен мне. И всё-таки не могу сказать, что понравились. Знаете, почему? – В них мало смысла.
Дмитрий, наконец, удивился:
– Ничего не понимаю. Какого смысла – мало, и какого вам надо больше?
Валериан Юрьевич опять широко улыбнулся.
– Сами думайте. Мало – значит, мало. У вас не рассказы, а очерки. А рассказ отличается от очерка не размерами, и даже не наличием сюжета, а наличием смысла.
– Очерков без смысла тоже не бывает!
Валериан Юрьевич вскинул руки:
– Не надо, пожалуйста! Вы ведь поняли.
Дмитрий навалился на край стола и, глядя в глаза собеседнику, спросил:
– Зачем вам «это»?
Валериан Юрьевич тоже придвинулся к столу.
– Неужели вы думаете, что я так и буду выпендриваться? Мое объяснение вас не устроило. Понимаю. Когда-нибудь я обо всём расскажу. И тогда мои причуды покажутся вам естественными.
Он опёрся руками о край стола, собираясь встать, и добавил:
– Деньги ваши. А через неделю, как я надеюсь, вы принесёте что-нибудь более впечатляющее. Всего доброго!
Он ушёл. Дмитрий ещё несколько минут сидел, вертя в руках пустую чашку. Его не грела мысль о будто свалившемся с небес заработке. И даже главный вопрос: для чего его новому знакомому эти россказни – перестал казаться интригующим, словно Дмитрий уже согласился с тем, что творчество есть самоцель, и потому все прочие интересы должны быть отброшены на обочину.
Прошло три дня после получения неожиданного и, надо признать, приличного гонорара. Три дня не было желания писать; не хотелось даже включать компьютер ради игры в преферанс. Но поздно вечером, – опять в темноте, – Дмитрий заставил себя сесть за стол. Голова продолжала хранить молчание. Он выпил крепкий чай с большой порцией сахара и снова уткнулся взглядом в бумагу.
Смысл. Нужен какой-то «особый» смысл. Но ведь каждый пеший маршрут имел особый смысл. Практический. Без эзотерики. А также полёт, поездка…