Элитарные игры осени
Шрифт:
– Тогда из-за чего его убили? Из-за ума? Может быть, правы те врачи, которые делали заключение?
– Да они-то как раз правы. Но и у меня есть один безошибочный инструмент – моя интуиция, – отчётливо произнесла Ирина. – И ещё: он никогда не чинил ни вилки, ни розетки. Он был бесконечно далёк от всего электрического.
– А где он жил здесь?
– Там же, где и я. Вы этот дом видели. Квартира принадлежит первой жене моего отчима. Сейчас она в Америке. Поскольку квартира в центре, продавать её не спешит, и даже обещает иногда приезжать сюда на отдых. Но пока предпочитает Флориду.
– Ясно, – усталым голосом произнёс Дмитрий. – За Валериана Юрьевича мы
Ирина встала, зажгла настольную лампу и погасила верхний свет.
– Я действительно ничего не знаю, – присев на прежнее место, сказала она. – У меня нет недвижимости кроме одной достаточно скромной квартиры. У меня нет бизнеса, акций, больших депозитов. Я не владею никакой интересной информацией.
– А в чём заключается твоя работа?
– Я в штате одного центрального телеканала. Участвовала в двух авторских передачах, но не как автор, а как ассистент ведущего. А недавно мне предложили подумать о постоянной авторской передаче. Я должна быть и автором, с тремя соавторами, и ведущей. О политике в ней совсем чуть-чуть, о коррупции – ни слова. Все формальные процедуры прошла. Передача должна выйти через две недели.
– Так, минутку! Как я понял, у тебя были конкуренты.
– Да, были, однако между ними и моим отчимом нет никакой связи.
– Послушай, но какая-то рациональная причина должна быть! А если нет, то и смерть Валериана Юрьевича – не убийство, и слежка за тобой – не слежка, а плод болезненного воображения тепличной барышни.
Она не ответила. Тогда Дмитрий тоже сел на диван – в дальний от неё угол; и внезапно догадался, с какого конца надо распутывать этот узел.
– Ирина, а зачем тебе мои рассказы? Я, честно говоря, думал, что у Валериана Юрьевича свой интерес к ним, а ты – только прикрытие. Но ты их читала; более того, запомнила и процитировала длинную фразу. Значит, они адресованы тебе. Зачем?
Ирина забралась с ногами на диван.
– Когда зашёл разговор о моей авторской программе, я задумалась о том, как должна выглядеть на экране. Точнее, кем должна быть. Я долго лепила свой будущий образ… Вот, знаете, есть люди, напичканные анекдотами, которые всегда могут что-то «извлечь» и рассказать, но не просто так, а «в струю», под конкретную тему. И мне нужно это. Только не анекдоты, а такой опыт, которым не владеют мои зрители. Я, например, уже представляю, как смогу использовать водопад и сновидение. Но этот эпизод будет не ответом на какие-то ассоциации, а, так сказать, первичным, на котором будет строиться отдельный сюжет… Я непонятно говорю?
– Наоборот. Я всё понял. Два первых рассказика слишком просты для тебя. Они скорее для детей. А вот четвёртый сложный – тем более что после его написания у меня появился своеобразный комментарий к нему. Из области психологии.
– Четвёртый? Я знаю только три.
Дмитрий передал ей тощую картонную папку. Ирина прочла текст быстро, но, завершив, о чём-то надолго задумалась.
– Сильно, – внезапно призналась она. – Но чтобы использовать этот сюжет, надо стать старше. Я пока к нему не готова.
– Мне «тогда» было столько же лет, сколько сейчас тебе.
– Вы уже в «том» возрасте были взрослее меня.
– Да я бы так не сказал… возможно, опытнее, в житейском смысле, но не взрослее. А хочешь услышать комментарий? Он как раз о взрослости.
– Я догадываюсь. Автор этой истории не очень-то похож на вас. Вы сочинили рассказ «тогда», а «сейчас» просто вспомнили его и дословно воспроизвели на бумаге.
Дмитрий сделал вид, что не удивился. Обычно у него это получалось убедительно.
Дворовый покой взломал какой-то автомобиль, шумно подкативший прямо к подъезду. Хлопнула дверца. Ирина по-кошачьи распрямилась и с немым вопросом посмотрела на Дмитрия. Тот не ответил. Снизу послышался женский смех.
– После вашего рассказа у меня появилась одна гипотеза, – неожиданно призналась она и повернулась всем телом в его сторону. – Но эта гипотеза ничего не объясняет.
Дальше случилось неожиданное. Ирина проползла по дивану и, оказавшись рядом с ним, положила руку на его плечо. По спине Дмитрия – сверху вниз, от её ладони, – пробежал электрический импульс. Таких тонких, деликатно возбуждающих и, в то же время, создающих элегическое настроение духов он не встречал нигде.
– Вы чем-то похожи на моего отца… – мечтательно произнесла она. – Я расскажу маленькую сказку. Это случилось, когда мне исполнилось десять лет. Мы с отцом отдыхали в Испании и уже незадолго до возвращения на три дня заехали в Португалию. В одном небольшом городке, неподалёку от Лиссабона, зашли в уличное кафе. И почти сразу к нам подсела толстая женщина средних лет и что-то сказала моему отцу. А он немного знал испанский. Отец какое-то время размышлял, а потом сказал мне, что она хочет посмотреть мои руки. Женщина якобы намекнула на то, что девочка не совсем обычная. Я, конечно, повиновалась. Она долго рассматривала мои ладошки, а потом что-то сказала отцу, но очень коротко. И сразу ушла. Я жутко хотела узнать, что она у меня высмотрела. Отец, кажется, был не слишком рад. И только вечером он признался: это профессиональная хиромантка, и она прочла по моей руке, что мне суждено «кем-то стать, чтобы овладеть людьми». Так перевёл её слова отец. Возможно, он не совсем правильно понял её. Я недоумевала, почему он тогда был недоволен, даже встревожен. Потом отца не стало, и я так и не смогла узнать, что он скрывал. Много лет спустя я, из любопытства, освоила хиромантию и нашла разрывы линий жизни на обеих ладонях, в возрасте тридцати пяти – сорока лет. На правой разрыв очевидный и большой, на левой – небольшой, но всё же заметный. Узнала и многое другое. А вот что касалось «кем-то стать», то с этим не заладилось. Ни в одном учебнике по хиромантии я не нашла прямых толкований – только косвенные, и все разные. Но недавно я встретилась с практикующим хиромантом, и он признал по моим описаниям эту португальскую бабку. Её зовут Мария, она действительно португалка. Затем он посмотрел на мои руки, сказал, что после тридцати пяти у меня будут проблемы со здоровьем – правду, конечно, сказать поостерёгся, – а вот про мою «миссию» выразился так: знак до сих пор однозначно не расшифрованный, потому что редкий, но если баба Маша выдала такой вердикт, то я могу ей верить. Вот теперь ты знаешь… простите, теперь вы знаете обо мне почти всё.
– Послушай, Ирина, – стараясь отогнать мысль о разрывах линий жизни, поспешно сказал Дмитрий, – рисунки на ладонях – это, скорее, отражение способности, а не предопределённости. У тебя есть самоощущение… ну скажем, какой-то особой роли, избранности?
– Есть. Оно немного странное. Его трудно объяснить.
Последние слова Ирина произнесла, слегка позёвывая. Через минуту она опустила голову на его плечо и моментально уснула. «Вот видишь, отставной геолог: главное приключение жизни только начинается, – сказал он себе, – и не в тайге, не в горах, а в каменных джунглях обычного российского города».