Элитарные игры осени
Шрифт:
Дмитрий высидел ещё с полчаса – сон, конечно, не шёл, – затем бережно уложил Ирину на диван и, подставив под ноги стул, устроился в кресле.
Он заснул под утро. Сначала Дмитрий вслушивался в дыхание этой молодой удивительной женщины; затем, по мере ухода в сон, голова стала наполняться скромными, а потом всё более и более смелыми желаниями. То у него возникало сожаление, что Ирина в брюках, а не в юбке, то, когда явь незаметно уступала место сну, появлялось искушение сесть рядом с ней. Но едва в комнату проник рассвет, Дмитрий заставил
– Между прочим, я тоже кое-что понимаю в хиромантии, – завёл разговор Дмитрий. – У нашей северной зимы есть один большой минус, или, наоборот, плюс: ни х… ой, прости, чуть не сорвалось с языка. Словом, не хочется ничего делать, поэтому остаётся только читать. И вот однажды я нашёл у друзей учебник по хиромантии.
– Чудненько! – ответила Ирина. – Сначала я перешла на «ты», теперь вы едва не стали материться в присутствии дамы. Короче, мы, как деловые партнёры, нашли друг друга. Это удача… Так что вы хотели сказать?
– Я хочу посмотреть твои руки.
Она встала у окна и безропотно открыла свои ладони. Надев очки, Дмитрий сразу нашёл то, что боялся увидеть. Ирина сказала правду. Рисунки линий жизни напоминали его собственные тринадцатилетней давности с той разницей, что у него разрывы были не такими явственными.
– Ты повторяешь меня, – сказал он, вернувшись к столу. – К сорока двум годам – а это самый опасный для мужчин возраст – у меня сложился такой же рисунок с такими же разрывами. И я действительно с большим трудом миновал этот период.
– С большим – это как?
– Один раз чуть не погиб и раз чуть не умер. Провёл полтора месяца в больнице.
– Так вы хотите меня предупредить? Или успокоить? Мол, не так всё плохо, если жив остался?
Дмитрий посмотрел Ирине в глаза и увидел в них затаённую, не свойственную её возрасту грусть.
– Я хочу и то, и другое. Но не это главное. «Я» до сорока одного года и «я» после сорока двух – разные люди. Я выжил благодаря серьёзной работе над собой.
– Хорошо, что вы оказались способным на такую работу. Но я не знаю, в чём смысл моей работы.
– У тебя есть время, чтобы узнать. У меня времени не было; я выживал в состоянии цейтнота. И поскольку я приобрёл хоть и не богатый, но всё же опыт, то хочу тебе помочь. Не станешь отвергать?
Вместо ответа Ирина улыбнулась и зажала своими ладонями руку Дмитрия.
– Глупый вопрос, – улыбнулся он в ответ. – Тогда вернёмся к главной теме. Что будем делать? Как я понял, ты приехала с какой-то целью.
– Да. Я была в «скорой помощи» и в полиции. Уточнила обстоятельства смерти Валериана Юрьевича. Возле него лежали отвёртка, ножницы и моток изоленты. На ленте его отпечатки. На стене – развинченная электрическая розетка. Никаких следов насилия. Правда, сказано было: на груди два пятна от ожогов. Расположение пятен соответствуют концам оголённых проводов.
– Вскрытие не проводили?
– Проводили. Остановка сердца.
– Розетка нуждалась в ремонте?
– Вот! По мнению капитана полиции, она была исправна.
– А когда это произошло?
– Днём. В час с минутами.
– Посторонних лиц…
– Не зафиксировано. Валериан Юрьевич был один.
– Если это убийство, то инструментом мог быть электрошокер. Он оставляет ожоги.
– Сравнивали. Стандартный электрошокер оставляет другие следы.
– А нестандартный?
– А таких, как сказал тот же капитан, не бывает.
Дмитрий допил остывший кофе и задумался. Чем он может помочь ей, молодой женщине, почти девчонке, потерявшей когда-то отца, а теперь и отчима? Только тем, что выслушает её грустную историю и на своём примере постарается объяснить, что линии руки в течение жизни меняются, и нет в судьбе никакой абсолютно безысходной предопределённости?
– Завтра я уеду в Москву, – сказала Ирина. – Меня не отпускают надолго. Но через две недели постараюсь приехать снова.
– Ты что-то не успела? – искренне удивился Дмитрий.
Ирина облокотилась на стол.
– Помнишь, вчера я…
– Да ладно уж, говори мне «ты», – усмехнулся Дмитрий. – Я быстро привыкну.
– У меня необычная судьба. С одной стороны, мне удавалось всё, что я хотела. Я шла легко: элитная школа, университет, интересная работа. С другой стороны – смерть отца, затем отчима. И странное поведение матери. Год назад она бросила Валериана Юрьевича. И меня. Переехала в другой город, недалеко от Москвы. На похоронах второго мужа – а они официально не разводились – не присутствовала. Живёт для себя. От каких проблем она решила укрыться таким интересным способом, не знаю. Но зла на неё я не держу, даже после того, как она призналась, что никогда не любила меня.
Ирина снова подошла к окну и долго вглядывалась в небольшую щель между двумя домами. Там виднелись вершины гор, покрытые жёлто-зелёным лесом. В комнату проник запах городской осени – запах опавших листьев и остывающего от летнего зноя асфальта.
– У меня билет на завтра, на утренний поезд. Люблю поезда; скучаю по ним, – внезапно призналась она. – В движении и чувства, и мысли другие. После того как умер мой отец, я села в поезд и поехала сюда. Мне казалось, что дорога – единственный способ удержаться от отчаяния. Возможно, тогда это помогло. Я свыклась с потерей отца не так болезненно, как казалось поначалу. В шестнадцать лет, вероятно, всё бывает проще.
Дмитрий понял, что ничего определённого Ирина больше не скажет. Она ещё не осознаёт того, к чему готовит её судьба, сделавшая тонкий намёк словами португальской «бабы Маши».
– Пока я ничего не знаю о себе, – подтвердила Ирина его догадку. – Простое осознание своей «особости» – это лишь первый шаг. Мне не с кем себя сравнить. Может быть, такое чувство есть у многих людей.
– Ну что ж, у нас впереди целый день. Надеюсь, к вечеру мы определимся с тем, кто ты есть, – то ли в шутку, то ли всерьёз сказал Дмитрий. – А сейчас надо сообразить, как незаметно зайти в твой дом и так же незаметно выйти.