Елизавета Петровна
Шрифт:
Жанна опять бессильно опустила голову.
Она была действительно утомлена и физически, и нравственно. Последние дни она даже с мужем редко виделась. Елизавета Петровна требовала постоянного присутствия Жанны возле себя и хотела назначить её своей гофмейстериной, однако Жанна пока ещё избегала решительного ответа.
– Но ты так и не сказала мне, в чём дело, птичка? – ласково повторил Анри.
– Да трудно рассказать, милый. Ясных фактов немного, но эта перемена чувствуется во всём. Ты знаешь, как бесчинствовали и бесчинствуют до сих пор гвардейские солдаты? Императрице Елизавете неоднократно пытались
– Но согласись, Жанна, что её трудно остановить…
– А история с Лопухиной? – не слушая его, продолжала Анна Николаевна. – Лопухина уже давно считалась первой красавицей во дворце, и уже давно Елизавета не могла простить ей это соперничество. И что же? Теперь, когда она должна быть выше подобных мелочей, это обстоятельство не даёт ей покоя и вызывает с её стороны самые непростительные выходки. Недавно на куртаг Лопухина явилась случайно причёсанной точно так же, как и императрица, причём в её волосах тоже были цветы. Елизавета Петровна, увидев это, даже побагровела от гнева. Она быстро подскочила к Лопухиной, схватила её за волосы, растрепала причёску, надавала пощёчин и ушла. А когда ей доложили, что с Лопухиной случился продолжительный обморок, она изволила милостиво ответить: «Ништо ей, дуре!» Да и мало ли…
– Милая Жанна, – сказал Суврэ, – а знаешь, что я тебе скажу? Пусть императрица оказалась не тем, чего ждали. Что за беда? Ты сделала всё, что могла, и пожалуй, даже больше… Так не пора ли нам вернуться к своему маленькому Жану, который, вероятно, уже начал забывать свою маму, да к старому дедушке, который ждёт не дождётся своей дочурки?
– Я и сама думаю, что это будет лучше всего, – ответила Жанна, целуя мужа. – Однако надо идти! Я должна опять присутствовать на приёме. Сегодня императрица принимает в частной аудиенции разных просителей… – Она встала, сделала несколько шагов, но запуталась в платье и чуть не упала. – Господи, – вскрикнула она, – да я совсем разучилась носить юбку! Нет, что ни говори, а вы, мужчины, выбрали себе самый удобный костюм!
Приём уже начался, когда Жанна вошла в кабинет императрицы. Последняя недовольно поморщилась при виде опоздавшей и кисло сказала ей:
– Ты знаешь, что я этого не люблю.
У Жанны скорбно забилось сердце.
«Боже мой, – подумала она, – и это она говорит мне после всего, что было, после всей самоотверженности, жертв!..»
Перед императрицей прошёл целый ряд лиц. К одним она относилась с беспричинной милостивостью, к другим – с не менее беспричинной жестокостью и суровостью. Жанна то болезненно морщилась, то удивлённо раскрывала глаза. И в её душе всё глубже и глубже укоренялось полное, безнадёжное разочарование.
Наконец камергер доложил о Головкиной.
– Какая это Головкина? – удивлённо спросила императрица. – Ведь я приказала сослать
– Это – племянница сосланного, ваше величество, – ответил камергер.
– Наверное, пришла просить за дядюшку! Пусть войдёт! Я научу её, как просить за изменников!
В кабинет вошла Наденька.
– Что вам угодно? – сурово спросила её императрица. – Вы, наверное, явились ходатайствовать за дядю? А знаете ли вы, сколько мне пришлось натерпеться от этого негодяя? И вы решаетесь показываться мне на глаза? Да отвечайте же! Что вы стоите как пень!
– Нет, ваше величество, – ответила Наденька, – не за дядю пришла я молить ваше величество. Дядя много нагрешил против высокой особы вашего величества и пусть несёт заслуженную кару. Да и у него много друзей было – пусть они хлопочут за него. Я же пришла умолять о милости за такого человека, за которого, кроме меня, некому просить!
– Кто же это, дитя моё? – спросила смягчённая императрица.
– Это – мой жених, ваше величество, храбрый и отважный офицер гвардии…
– Фамилия?
– Мельников.
– Мельников? – не веря своим ушам, повторила Елизавета Петровна. – Тот самый Мельников, который помог Миниху, злоупотребляя моим именем, арестовать Бирона, который позорно шпионил за товарищами, обрекал их пытке и казни?
– Ваше величество, – твёрдо возразила Наденька, – мой жених всегда говорил, что солдат должен не рассуждать, а исполнять приказания начальства. Он делал всё, что ему предписывал долг присяги, и если он принесёт присягу вашему величеству, то будет и вам служить до последней капликрови.
Обдавая смелую девушку молниями разгневанных очей, императрица позвонила и обратилась к вошедшему камергеру:
– Я приказала арестовать и сослать в Сибирь всю семью Головкиных, между тем эту особу почему-то оставили в покое. Чтобы сейчас же этот недосмотр был исправлен! Да напомните, кстати, чтобы арестованному офицеру Мельникову, как было приказано, не давать никаких поблажек! Ускорить его дело! Разжаловать в солдаты, лишить чинов и дворянства и, побив батогами, сослать в дальний гарнизон!
– Ваше величество!.. – вскрикнула Наденька.
– Уведите её! – сурово приказала императрица и принялась расхаживать по кабинету из угла в угол. – Ты чего на меня уставилась?! – накинулась она на Жанну. – Недовольна? Не по-твоему я поступила?!
– Ваше величество, – тихо сказала Жанна, – к чему эта лишняя жестокость? Чем виновата бедная девушка! За что постигла её суровая кара? А Мельников… Да разве не права девушка, что он только исполнял долг присяги?..
Елизавета Петровна вспыхнула как порох.
– Ты, матушка, эту музыку со мной брось! – закричала она подбоченясь. – Мне гувернанток не нужно, выросла я из-под опеки…
У Жанны уже закипал на сердце резкий ответ, но тут дверь раскрылась, и в кабинет вошла заплаканная Оленька.
– Мне сказали, – грустно начала она, – что ваше величество хотели видеть меня после приёма.
Елизавета Петровна, ещё не успокоившаяся от гнева на Жанну, накинулась теперь на несчастную Ольгу.
– Ну да, хотела, – закричала она. – Да разве я тебя на казнь зову, что ты ко мне с такой похоронной мордой являешься? Надоело мне это, матушка! Все радуются, все стараются выразить мне свой восторг, а ты, дура, только нюнишь да нюнишь.