Елизавета Петровна
Шрифт:
Зиновьев решил, согласно просьбе князя, не откладывать беседы с племянницей в долгий ящик. На другой же день, после службы, он заехал к ней и застал её одну.
– Дядя, какими судьбами? Вот не ожидала! – встретила его княжна, не забывая почтительно поцеловать его руку.
– Я и сам не ожидал.
– Это любезно. Что же такое случилось, что вы решились доставить себе такую неприятность, а мне большое удовольствие?
– Ишь, матушка, у тебя на языке мёд, а под языком лёд, да и на сердце тоже.
– Что с вами, дядя? – воскликнула уже тревожным голосом княжна Людмила Васильевна. –
Сергей Семёнович сел, некоторое время молча смотрел на племянницу, а затем произнёс:
– Не в нашу семью уродилась ты, Люда, не в покойную мать, мою сестру, царство ей небесное!
Княжна побледнела при этих словах дяди.
– Что такое? Я не понимаю!
– Не понимаешь? Так я объясню тебе. Вчера был у меня князь Сергей Сергеевич Луговой.
– А-а… – протянула княжна.
– Нечего акать, – рассердился Сергей Семёнович, – ведь он твой жених.
– Он не забыл об этом?
– Грех тебе говорить это! Он любит тебя. А ты не смела забыть это уже по одному тому, что вас благословила твоя покойная мать, почти пред своей смертью. Это для тебя – её последняя воля. Она должна быть священна.
– Я пошутила, дядя, – спохватилась княжна Людмила.
– Этим не шутят, матушка.
– Простите меня, дядя, я не виновата, что я такая, – она подыскала слово, – взбалмошная.
– Надо исправиться. Но надо и ответить князю так или иначе. Я тебя не неволю: если не любишь, не надо идти замуж, ведь так и себя, и его погубишь, но надо развязать человека. Что-нибудь одно.
– Я сама на днях переговорю с ним.
– Переговори, непременно, – заметил Сергей Семёнович и, сочтя своё поручение исполненным, уехал.
На другой же день после этого посещения Зиновьевым княжны Луговой получил от последней любезную записку с приглашением посетить её в тот же день, от четырёх до пяти часов вечера.
Записка заставила сильно забиться сердце князя Лугового. Он понял, что она явилась результатом свидания Зиновьева с его племянницей, а потому несомненно, что назначенный в ней час – час решения его участи. Несколько раз перечитал он дорогую записку, стараясь между строк проникнуть в мысли писавшей её, угадать по смыслу и даже по почерку её настроение. Увы, он не проник ни во что и не угадал ничего. Он остался лишь при сладкой надежде, что наконец сегодня, через несколько часов, так или иначе решится его судьба.
С сердечным трепетом позвонил Сергей Сергеевич в четыре часа дня у подъезда дома княжны. Лакей доложил о нём и тотчас же провёл в будуар.
Княжна Людмила поднялась ему навстречу с обворожительной улыбкой.
– Здравствуйте, здравствуйте, князь, как я рада видеть вас! – с неподдельной искренностью воскликнула она.
Князь молча смотрел на неё восторжённым взглядом и в первую минуту чуть не забыл поцеловать протягиваемую ею руку. Наконец он опомнился, схватил эту дорогую руку, которую он считал своею, и стал покрывать её горячими поцелуями.
– Целуйте, – улыбнулась княжна, – целуйте обе: это – ваше право.
– Право? Вы говорите, право? Вы воскрешаете меня к жизни!.. – воскликнул князь и пылко воспользовался предоставленным ему правом.
– Довольно, князь, довольно,
– Каяться?.. Предо мною?..
– Не бойтесь, я ничего не совершила особенно дурного, – сказала она, заметив впечатление, произведённое её последней фразой. – Сядьте! – Указала она ему место рядом с собою. – Я буду каяться в своём поведении по отношению к вам, князь… Вы на меня жаловались дяде?
Сергей Сергеевич вспыхнул.
– Я… жаловался?.. Сергей Семёнович, видимо, не так понял.
– Он понял именно так, как следовало понять. Я пошутила, назвав это жалобой, но вы имели право и жаловаться… Я действительно не права пред вами, тысячу раз не права! Я вела себя как легкомысленная девочка, и вам ничего не оставалось, как пожаловаться старшим.
– Повторяю, Сергей Семёнович… – снова хотел объяснить князь.
– Выслушайте меня до конца! – не дала она ему окончить фразу. – Я говорю это не с насмешкою и не с упрёком, а совершенно искренне и серьёзно. Но у меня есть и оправдание. Я всё своё детство и раннюю молодость прожила в захолустье, в деревне. Понятно, что Петербург произвёл на меня ошеломляющее впечатление. Но в течение года траура я могла пользоваться только крохами наслаждений, которые предоставляет столица. Год минул, и у меня окончательно закружилась голова в этом омуте удовольствий. Этим объясняется, что я забыла, что есть человек, который с нетерпением ожидает этого срока, чтобы услышать от меня; обещанное решительное слово… простите меня, князь!
– Помилуйте, княжна! – И Сергей Сергеевич припал к её руке долгим поцелуем.
– Повторяю, вы были правы, обратившись к дяде с: просьбой напомнить мне о моей священной обязанности.
– И это – ваше решительное слово, княжна? – с дрожью в голосе спросил Луговой.
– Вы мне верите, князь? – вдруг спросила его княжна.
Сергей Сергеевич несколько мгновений молча смотрел на неё вопросительно-недоумевающим взглядом и наконец произнёс:
– То есть как? Конечно, верю.
– Только при условии веры в меня я могу говорить с вами совершенно откровенно. Ваш ответ на мой вопрос не убеждает меня, но, напротив, доказывает, что вы колеблетесь. Я веду с вами не светский разговор, нет, мы решаем своё будущее. Поэтому я должна получить от вас твёрдый и уверенный ответ на свой вопрос. Я поставлю его в несколько иной форме, предложу вам вместо одного вопроса два: первый – любите ли вы меня по-прежнему?
– Да разве вы можете сомневаться?.. По-прежнему!.. – с искренней горечью повторил князь. – Больше прежнего.
– Тогда второй вопрос: верите ли вы любимой вами девушке?
– Безусловно, – твёрдо и решительно ответил князь.
– Теперь я могу говорить. Я люблю вас по-прежнему, – произнесла княжна и остановила на Луговом ласкающий взгляд.
– Княжна!.. – весь просияв, воскликнул Сергей Сергеевич и, завладев её рукою, стал покрывать её поцелуями.
– Я видела много молодых людей, я изучала их и не нашла среди них достойнее вас, но не по внешности, а по внутренним качествам. И я решила, что буду вашей женой, но…