Елизавета Петровна

Сахаров Андрей Николаевич

Поцеловав со страстной почтительностью протянутую ему руку и проводив взорами гондолу, быстро скрывшуюся за поворотом, маркиз задумчивой поступью направился к себе.

Он думал:

«Вот что я называю соединить приятное с полезным!.. Женщина, которая отдаётся, подчиняется. Теперь мне легко будет заставить её играть мне в руку. Да и пора! Письма Амело и Флери становятся с каждым днём всё нетерпеливее. Теперь после того, как я получу аудиенцию, а царевна будет вся в моих руках, мне будет легко направить ход русских дел по моему желанию!»

Да, ночные чары развеялись; цесаревна и маркиз уже думали о том, как бы повыгоднее использовать пережитые

минуты упоения. И оба они чувствовали, что этот момент должен стать поворотным пунктом на пути к преследуемой цели!

XVII

НАКАНУНЕ ПЕРЕВОРОТА

В конце июля 1741 года Швеция объявила России войну, и русские войска под командой фельдмаршала ле Ласси двинулись в Финляндию. Анна Леопольдовна, несколько испуганная возможностью политических осложнений, решила, вопреки протестам Линара, немедленно удовлетворить претензии французского посла, и одиннадцатого августа маркиз де ла Шетарди получил секретную и частную аудиенцию у Иоанна VI. Правительница, державшая во время аудиенции малолетнего императора на коленях, употребила все усилия, чтобы очаровать посла и сгладить прошлые недоразумения. Маркиз отвечал на её уверения самыми пламенными заверениями в дружбе Франции и своего государя, но нечего и говорить, что обе стороны так же мало верили друг другу, как и самим себе. Тем не менее эта аудиенция очень порадовала посла. Пусть слащавые уверения правительницы неискренни, но они доказывают, что Франции боятся, что перед Францией заискивают; следовательно, ему, маркизу, можно безопасно проводить свои планы.

Вскоре после аудиенции Шетарди переехал с дачи в город, и опять закипела работа заговорщиков. Несмотря на то, что как дворец Елизаветы Петровны, так и дом посольства был окружён целой сетью шпионажа, у правительства не было никаких сведений, за исключением тех, которые шли из-за границы. Не раз составлялись хитрые планы, подстраивались искусные западни, но каждый раз попытки поймать на месте кого-нибудь из агентов царевны кончались полной неудачей. Кривой серьёзно задумался над этим, но, конечно, ему трудно было догадаться, что измена исходила со стороны Ваньки Каина.

Действительно, последний вёл своё дело очень тонко. Он ничем не скомпрометировал себя, и даже сами заговорщики не знали, что своей неуловимостью они обязаны ему: Ванька ждал более удобного случая открыться им. Он не оставался бездеятельным в глазах начальства – о нет, он с неуклонной точностью арестовывал тех, кого ему указывали. Только он умел устроить так, чтобы исподтишка бросить тень на человека, абсолютно ни в какую политическую интригу не замешанного, причём оставалось совершенно скрытым, что тень достоверного подозрения набросил он сам, Ванька. Несчастных хватали, уводили в застенок, пытали, но все они умирали под пыткой, не сумев даже придумать мало-мальски правдоподобную ложь.

Принц Антон доходил до мистического ужаса, когда ему докладывали о новом синодике жертв, испустивших дух на дыбе, не вымолвив и слова о заговоре.

– Но в таком случае мы погибли! – с отчаянием кричал он, хватаясь за голову. – Если все приверженцы цесаревны состоят из подобных героев, то нам не под силу будет справиться с ними!

И опять принимались хватать, пытать, казнить – однако ни слова не вырвалось у замучиваемых. Из-за границы неслись депеши за депешами, предупреждавшие, указывавшие, раскрывавшие неминуемую опасность, а в руках правительства по-прежнему не было никаких данных. Знали только, что капитан Ханыков принадлежит к числу опаснейших заговорщиков, но прямых улик против него не было, а схватить и пытать гвардейского офицера во время войны, когда столь многое зависело от преданности войск, пока ещё не решались.

Принц Антон пытался воздействовать на жену, молил её, жизнью и счастьем сына заклинал её встряхнуться и посмотреть в глаза опасности, но Анна Леопольдовна только отмахивалась от него, словно от назойливой мухи. Она переживала пору особенных волнений. Её божество, её кумир, её солнышко – Линар собирался навсегда порвать со своей родиной, чтобы «по гроб жизни» оставаться на страже её интересов и блага. Для этого ему надо было съездить на родину, сложить там с себя все полномочия, а потом уже вернуться в виде частного лица в Россию, где ему предстояло занять пост камергера двора её величества. Отъезд Линара был назначен на конец августа, и Анна Леопольдовна уже заранее волновалась при мысли о предстоявшей разлуке. Вот поэтому-то её особенно раздражали «приставания» мужа.

– Как не надоест вашему высочеству, – небрежно кидала она в ответ на уговоры мужа, – ныть всё одну и ту же старую, надоевшую песню? Конечно, опасность есть, но в этой стране природных изменников она будет всегда. Русские – бунтовщики по натуре, и нам надо сначала хорошенько утвердиться, чтобы потом скрутить их как следует, а сейчас мы бессильны, и с этим надо примириться.

– Но ведь впоследствии будет уже поздно! – чуть не со слезами восклицал принц-супруг.

– В таком случае, – с презрительной иронией отвечала принцесса, – укажите мне какую-нибудь разумную меру, и я сейчас же приведу, её в исполнение!

– Первым делом надо потребовать удалить французского посла или даже прямо арестовать его: депеши прямо указывают на него как на опору и главу заговора!

– Отлично, арестуем посла, попрём международное право! Франция объявит нам войну, присоединится к Швеции…

– Но в таком случае надо как-нибудь изолировать царевну Елизавету…

– Может быть, постричь в монахини?

– Это было бы самым лучшим исходом…

– О, разумеется! Это было бы самым лучшим способом погубить Брауншвейгскую династию! Вместо Елизаветы заговорщики возьмут боевым кличем принца Голштинского, которого нам не достать. Мало того, духовенство всегда сумеет объявить постриг царевны недействительным, как насильственный. Неприятности, которые мы причиним ей, оденут её ореолом мученичества, число её приверженцев возрастёт. Отличные перспективы!

– Но по крайней мере надо хоть удалить отсюда гвардейские полки, так как в них таится главная сила.

– А на это я отвечу вам следующее: во-первых, с тактической стороны было бы неосторожным двинуть сразу наши лучшие военные силы; во-вторых, гвардейские полки могут и отказаться идти, и у нас не будет средств и возможности принудить их. Таким образом, мы только себя же обессилим, сами укажем момент взрыва. Ну-с, вы, может быть, предложите ещё что-нибудь, ваше высочество?

Принц молчал.

– Ну так я вам вот что скажу, – продолжала правительница раздражённым тоном, – я достаточно долго слушала ваши бредни, и с меня хватит. Поймите же вы, что каждый раз, когда вы открываете рот, вы говорите глупость. Открываете же вы рот чаще, чем это в силах вынести человеку, и у меня нет ни возможности, ни желания терпеть это далее. Поэтому я решительно прошу вас не надоедать мне больше своими глупостями. Я призвана держать в руках кормило власти, и на мне одной лежит забота и ответственность! До свидания!