Элмер Гентри
Шрифт:
По толпе свидетелей и среди самих полисменов пошел шепоток, что, судя по тому, как опасливо преподобный лейтенант Гентри держится сзади, вместо того, чтобы идти во главе, можно заключить, что он побаивается кровожадных злоумышленников, которым объявил столь беспощадную войну. И правда: Элмер не отличался особой любовью к дуэлям, где пускают в ход револьверы, зато он еще не утратил вкуса к рукопашным потасовкам; там, где требовалось проявить физическую силу, он не был трусом, в
Ник, владелец бара в подвальчике, был в свое время боксером-профессионалом и отличался хладнокровием и решительностью. Услыхав приближение крестоносцев, он крикнул своим посетителям:
– Давай сюда, в боковую дверь! Я их задержу!
Первого полисмена он встретил у подножия лестницы и сбил с ног, ударив бутылкой по голове. Второй упал, споткнувшись о тело товарища; остальные замешкались, топчась на месте со смущенным видом, заглядывали друг другу через плечо, вынимали револьверы. Но Элмер почуял запах драки, и в тот же миг с него слетела всякая святость. Швырнув на пол библию, оттолкнув с дороги двух полисменов, он кинулся на Ника с нижней ступеньки. Ник замахнулся, целясь ему в голову, но Элмер, применив боксерский прием, дернул шеей, увернулся и нанес Нику точный и сокрушительный нокаут левой.
– Черт, ну и удар у преподобного!
– проворчал сержант.
– М-да, неплохо… - вздохнул Билл Кинг дом.
И Элмер понял, что одержал победу, что теперь он станет героем Зенита, что отныне он не только Уильям Дженнингс Брайан [184] методистской церкви, но и ее сэр Ланселот [185].
Еще два налета - и полицейский фургон доставил лейтенанта Гентри домой, и герой поднялся на свое крыльцо, сопровождаемый единодушным и даже не слишком сардоническим "ура" своих подчиненных.
Клео кинулась ему навстречу.
– Ты жив, какое счастье! Ах, что это, дорогой? Ты ранен?
На его щеке выступили капельки крови.
В порыве восхищения самим собой, такого огромного, что оно распространилось даже на его жену, он схватил ее в объятия, смачно поцеловал и загремел:
– А, пустяки! Все сошло грандиозно! Пять налетов, двадцать семь преступников арестовано - застали на месте, занимались таким изощренным распутством!… Я даже и не знал, что такое бывает!
– Ах, бедненький ты мой!
Все бы хорошо, только аудитория была маловата: лишь Клео да еще горничная высунулась в переднюю.
– Пойдем расскажем детям! Пусть гордятся своим папочкой!
– прервал он ее.
– Милый, так ведь они спят…
– Вот как! Ну, конечно. Значит, спать важнее. Важнее, чем узнать, что их отец - это человек, который не боится отстаивать евангелие даже ценою собственной жизни!
– Нет, я не это хотела сказать… я думала… Да, ты безусловно прав! Это для них чудесный пример - и такой назидательный. Только дай я тебе сперва наклею на щеку кусочек пластыря.
К тому времени, как она промыла ему царапину, и перевязала ее, и поахала над нею, он, как и рассчитывала Клео, успел забыть и о детях
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
На судебном процессе Элмер добился осуждения шестнадцати из двадцати семи арестованных им злодеев, а Оскару Гохлауфу еще дали лишних шесть месяцев за сопротивление, оказанное властям при аресте, а также употребление бранных и оскорбительных выражений. Судья похвалил Элмера; мэр простил его; начальник полиции пожал ему руку и обещал предоставить ему наряд полиции в любое время и по первому требованию, а несколько репортеров - из тех, что помоложе, - даже и не почувствовали необходимости прикрыть рот ладонью, пряча усмешку.
С пороком в Зените было покончено. Прошел целый месяц, прежде чем хоть одна из веселых девиц смогла опять по-настоящему развернуть работу, впрочем, галантные тюремщики исправительного дома нередко позволяли то одной, то другой отлучиться на вечерок.
Каждый воскресный вечер толпы людей пытались проникнуть в переполненную церковь Элмера. Здесь всегда было что-нибудь интересное: если не проповедь о пороке, так по крайней мере сольное выступление саксофониста или хоровое исполнение "А у нас в Старом городе будет жаркое дело".
А однажды прихожан развлекал профессионал-фокусник, на груди у которого висела табличка "Я за Слово Божье" (идея принадлежала самому Элмеру); фокусник показывал, как легко можно поднять тяжелые гири с символическими надписями: "Грех", "Горе", "Невежество", "Папизм".
Совет попечителей обсуждал проект постройки новой и гораздо более просторной церкви. Элмер вот уж год, как готовил для этого почву, постоянно обращая внимание попечителей на размах строительства новых жилых домов на месте прежних обветшалых строений Старого города.
Совет повысил ему жалованье до пяти тысяч в год и выделил дополнительные средства на организационную работу. Элмер, правда, не заводил такого количества клубов для изучающих хиропрактику или искусство кинематографа, как доктор Отто Хикенлупер из Центральной методистской церкви, но зато с девяти утра до десяти вечера не было такой минуты, чтобы в его церкви не заседал какой-нибудь кружок, стараясь творить для кого-нибудь какое-нибудь добро… и даже после десяти вечера в церкви часто можно было застать самого Элмера, совещающегося с Лулу Бейнс-Нейлор по вопросам, связанным с курсами кулинарного искусства.